Стоящие свыше. Часть III. Низведенные в абсолют. Бранко Божич

хотя дед не учил ее этому, но никаких болезней у отца не увидела.

      – У тебя что-то болит? – спросила она, распахнув глаза.

      Он покачал головой и, помолчав, ответил:

      – Я очень давно живу на свете. Когда-то я думал, что любовь – самое прекрасное чувство из всех, а потом понял, что любовь – это в первую очередь боль и страх. Знаешь, я почти ничего не боюсь, да и нечего мне бояться. Но этот страх непреодолим. И что заставляет людей любить?

      – Я тоже люблю тебя, – сказала Спаска.

      Он усмехнулся совсем невесело и спросил:

      – Но за что? Объясни мне, почему? Ведь я совсем чужой тебе человек… Ты видишь меня второй раз в жизни…

      – А… – Спаска замерла от страха. – А разве ты чужой мне человек?

      – Ты боишься, что я тебе чужой? – Он присел возле нее на корточки.

      Она кивнула, готовая расплакаться.

      – Вот видишь, боль и страх. Куда ни ступи, со всех сторон любовь окружает боль и страх. Не бойся, я не чужой тебе человек. Я на самом деле твой отец. Только никому не говори об этом и не называй меня отцом при людях, хорошо?

      – Почему? Из-за Ратко?

      – Плевал я на Ратко. Потом как-нибудь я это объясню, а пока просто послушай меня, хорошо?

      – А как мне тебя называть при людях?

      – Называй меня Змай. Меня так все называют. Ну или дядя Змай…

      Отдыхал отец недолго, часа два или три, а потом снова подхватил Спаску на руки и понес через болото дальше. Стены Волгорода появились в тумане на рассвете, когда болото уступило место каменистым холмам, покрытым редким сосновым лесом.

      Спаска успела задремать, а когда проснулась, отец нес ее через опустевший посад, по которому прошелся не один пожар: над землей висели дымы и воняло гарью; обугленные дома из камня глядели на Спаску незрячими глазами окон, меж ними кострищами чернели остатки торфяных хижин с покореженными чугунными печурками, под ногами валялось перепачканное сажей тряпье и битая посуда.

      – Если бы ты знала, кроха, какой прекрасный город стоит на этом месте в мире духов… – сказал отец, остановившись и посмотрев по сторонам. – Он называется Славлена.

      – Какой? – спросила Спаска.

      – Если бы я мог описать… Когда-нибудь ты научишься видеть границу миров и посмотришь сама. А у нас… Во́лгород. Мокрый город… Как будто в насмешку.

      Спаска оглянулась, ощутив за спиной чье-то тепло и настороженный взгляд: в пустом провале окна мелькнула тень.

      – Там кто-то есть, – шепнула она испуганно.

      И тут же в ответ на ее слова над обвалившейся крышей с шумом поднялась стая ворон.

      – А… – усмехнулся отец. – Это мародеры. Разбойники. Если сами не болеют, то разносят заразу по деревням.

      – Ты их не боишься? – удивилась Спаска. Конечно, хозяин хрустального дворца мог одолеть любую шайку разбойников, но Спаска уже понимала разницу между грезами и явью.

      – Не хотелось бы ставить тебя босиком на холодную землю, – ответил отец. – А вообще-то могут и в спину стрельнуть из арбалета,