Откровения, которых не хотелось. Марина Тмин

а я почему-то есть. И что мне с собой делать – я не знаю.

      Мне показалось сегодня, что я зашла в ванную, а на полу – кровь, твоя кровь, которая там уже была однажды. И ты плачешь, и я не могу тебя утешить, я не могу даже приблизиться к тебе. Потому что я есть, а тебя – нет.

      Медитации, которые я ежедневно практикую, не дарят мне ощущения спокойствия и умиротворения, потому что я всякий раз вижу твое смеющееся лицо.

      Твой смех – всегда издевка. Хотя смех должен нести облегчение, обещание радости, счастливых дней.

      Так музыка должна подхватывать и уносить вслед за собой, освещая дорогу, как волны должны качать и убаюкивать, наполнять уверенностью и безмятежностью.

      Но я мятежная, и я смотрю на твой смех, и он колет меня острыми иглами.

      Отчего океан так тих?

      И почему люди вечно ищут, мечутся, сомневаются?

      Я не сомневаюсь только в том, что мои чувства к тебе – это мое наказание. Они слишком тяжелая ноша, чтобы нести их одной. Но разделить их невозможно.

      Мимо меня проходит молодой человек с пиратским прищуром, и мне хочется сделаться принцессой какой-нибудь далекой заморской страны, чтобы этот пират приплыл в мое королевство, и мы бы любили друг друга под кокосовой пальмой у лазурной воды, на белом песке.

      А потом кормили бы друг друга фруктами, глаза в глаза, никаких слов, никакой одежды. Только липкие от сока фруктов пальцы, и наша прекрасная, дикая, животная любовь.

      И еще кормили бы обезьян и лемуров.

      Ты говорил, что никогда не бывал в зоопарках, и я этим довольна. Зоопарки – неволя.

      Твоя голова – неволя для тебя.

      И для меня, если уж на то пошло.

      Я ненавижу жить в твоей голове. Ненавижу тебя за то, что ты живешь в моей.

      6

      Мы снова встретимся через три месяца.

      Ты приедешь на поезде темным черемуховым вечером, и будешь темным черемуховым силуэтом, в дурацких ботинках и с небольшой коробкой под мышкой.

      Ты купил мне в подарок духи и платье.

      Я вспомнила о пирате и рассмеялась.

      Мой смех ранил тебя, как меня ранил твой. Смех – самое больное в человеке, с которым никогда не сможешь быть вместе.

      Тебе вечно хочется сделать из меня девчонку, говорю я.

      Ты разводишь руками, усаживаешься на поребрик и вытаскиваешь из рюкзака сигару и бутылку виски.

      Это должен быть ром, чуть не плачу от обиды я, почему это не ром?

      Вечно ты со своими вопросами, говоришь ты.

      Да, думаю, вечно я со своими вопросами. И задаю еще один: если бы мы никогда больше не увиделись, что бы ты хотел запомнить обо мне?

      Твой запах, отвечаешь ты, не задумываясь.

      Я чувствую, что это правда.

      А я бы ничего не хотела запоминать. Я бы ни за что на свете не хотела бы, чтобы мы никогда больше не увиделись.

      Я держу твою руку. Моим пальцам почему-то тесно.

      Было бы славно сесть на велосипед со звонким колокольчиком, укатить в поле и мчаться с закрытыми глазами, или с прищуренным левым глазом, а потом – с зажмуренным правым. Чтобы вспомнить, как хорошо, что