Гадалка для холостяка. Анна Белинская

звоню.

      Звуки моментально стихают. Слышу быстрый топот ног Рудольфовны, будто за дверью носятся подростки, когда родители неожиданно приехали с дачи.

      – Кто? – хрипит ба.

      – Открывай! Свои.

      Один замок, следом – второй, потом три оборота еще одного, цепочка… Закатываю глаза. Защита восьмидесятого уровня. Бабуля переживает, как бы ее не вынесли вместе с шикарным ремонтом и мебелью.

      – Илюш, ты? – В проеме показывается голова Аглаи Рудольфовны.

      – Я, ба, открывай уже.

      Бабушка отступает и раскрывает дверь шире, впуская меня на порог.

      Первым делом, пока снимаю ботинки-плейбой-чакка, улавливаю распыленный запах корвалола. Это тоже представление для меня.

      Передаю бабуле пакет с гостинцем. Там – по мелочи. На этой неделе продукты я уже привозил, но с пустыми руками никогда ни к кому не пойду. Сама же Рудольфовна меня к этому приучила.

      – Раздевайся, сынок, – ропщет ба. – Пойду прилягу, тяжело стоять. Голова кружится.

      Аглая Рудольфовна, прижав руку к груди, шаркает, еле передвигая ногами.

      Бросив черное пальто на пуф, иду в ванную мыть руки. Кафель блестит, как начищенный самовар, и это тоже доказывает, насколько бабуля обессилена и близка к тому свету.

      Направляюсь в комнату, откуда доносится насилу выдавленный кашель.

      Бабуля лежит в постели, вытянувшись струной, – репетиция того, как она будет лежать в гробу. Это мы уже с ней тоже проходили, выбирая удачные позы.

      – Илюша, – протягивает свою сухую жилистую руку, – присядь.

      Беру стул, сажусь рядом и обхватываю бабушкину ладонь. На ощупь она точно такая же, как я помню из детства: шершавая, мозолистая, но теплая и родная. Только кожа стала сморщенной, а в целом моя ба выглядит отлично, если сравнивать с ее подружками по сплетням. На Аглае Рудольфовне теплые черные колготки, халат-сарафан с рукавом и модная жилетка, которую я привез ей из Норвегии прошлой зимой. Короткая стрижка, аккуратно выкрашенные в пепельный блонд волосы и неизменная оранжево-багряная помада на губах. Сколько помню, Аглая Рудольфовна всегда пользовалось этим оттенком. Ее утренний рацион – встать, умыться, позавтракать, накрасить губы. Даже, если она планирует провести весь день дома, помада все равно дополнит ее домашний образ.

      Моя бабуля достаточно высокая и крупная женщина, иначе как бы она смогла таскать кипящие котлы и кастрюли. У нее широкая плечевая кость, но узкие бедра. В нашем роду все крупные: моя мать тоже не Дюймовочка, а дед так и вовсе был под два метра ростом. Поэтому и я не Саша Цекало.

      Рядом с кроватью стоит тумбочка, заставленная катастрофически огромным количеством лекарств и аппаратов, которые я ей надарил. Практически все последние праздники я выполняю заказы Рудольфовны: на день рождения – тонометр, на Новый год – глюкометр (слава Богу, ба – не диабетик, но «пусть будет» – как сказала бабуля), на Восьмое марта – дыхательный аппарат, небулайзер, прибор магнитотерапии, кварцевую лампу и много еще всякой фигни, названия которых мне снятся в страшных снах. В ее комнате не хватает только УЗИ-оборудования, и, в принципе, можно было проводить