Богатство. Валентин Пикуль

дабы оградить Камчатку с западного ее побережья от японских хищников?

      – У нас, – огорченно ответил Кроун, – не хватает угля и нервов, чтобы отбиться с востока от хищников американских, которые грабят нас почище самураев. Анадырские чукчи мне рассказали, что однажды янки доставили морем какую-то машину небывалых размеров и с великими трудностями утащили ее в тундру, где таинственно ковырялись в почве… Я догадываюсь, что это была драга для добычи золота, а мы и ухом не повели. Приходи, грабь, режь – мы ведь не внемлем, и даже кровь с нас никогда не капает!

      – Неужели в тех гиблых краях имеется и золото?

      На этот вопрос Кроун отвечал вопросом:

      – А разве мы знаем, что у нас имеется? Вы навестите хоть раз шалманы на Миллионке,[2] там бродяга из-под полы предложит вам золотишко. Сразу дайте ему по зубам, и он сознается, что не украл, а намыл самым честным образом. Но где намыл? Он того не ведает, ибо в геодезии немощен, как теленок, а по тайге шпарит эдаким курсом – два лаптя правее солнышка. Бродят наши у черта на куличках, даже за Колымой…

      Соломин движением бровей подозвал официанта, велел открыть бутылку французского шампанского марки «Мум» (русские называли его более выразительно: «Му-у-у…»).

      – Выпьем за Камчатку! Я не пророк, но, может, не пройдет и сотни лет, как в этих краях возникнет удивительная жизнь, перед которой поблекнут все аляскинские клондайки и юконы.

      Кроун поддержал тост с существенной поправкой:

      – За Камчатку надо бы выпить чего-нибудь покрепче! Там все крепко скроено – и люди, и собаки, и вулканы, только жить там, извините, я не хотел бы… – Кавторанг куда-то поторапливался, стал прощаться: – Итак, до скорой встречи в Петропавловске. «Маньчжур» постарается оградить вас с востока, а уж со стороны моря Охотского… пардон, милейший, но с этих румбов вы отбивайтесь от японцев сами!

      Перед отплытием Соломин навестил дантиста.

      – Я прошу вас удалить мне зубы, которые, по вашему разумению, могут заболеть. Рвите без сантиментов.

      Врач поковырял один зуб, потом другой:

      – Вот эти можно еще полечить.

      – Некогда. У меня билет на пароход.

      – Куда же вы собрались?

      – На Камчатку.

      – Тогда все понятно… Ну, держитесь.

      – А-а-а-а-а-а!!!

      – Готово. С вас двадцать рублей.

      – О-о-о-о-о…

      «Сунгари» потянулся в море. На траверзе острова Аскольд пришлось наблюдать возвращение с тактических стрельб Тихоокеанской эскадры. Закованные в панцири путиловской брони, тяжко просели килями в глубину желто-черные витязи-броненосцы; кренясь, в отдалении затаенно скользили серые, словно их обсыпали золою, русские залихватские крейсера; в белых плюмажах рассыпчатой пены почти кувыркались узкие веретена миноносцев.

      И, глядя на эту грозную фалангу российской эскадры, идущей домой в порядке двойного кильватера, Соломин

2

Миллионка – район в старом Владивостоке, нечто вроде Хитрова рынка в дореволюционной Москве; в кварталах Миллионной улицы располагались притоны, трактиры и опиокурильни, там обитали гопники, воры и проститутки, скрывались беглые каторжники. Миллионка была уничтожена в конце 1920-х годов.