Камо грядеши. Генрик Сенкевич

циник, господин, потому что у меня дырявый плащ, стоик, ибо терпеливо сношу несчастья, перипатетик, так как не имею лектики и хожу пешком от виноторговца к виноторговцу и по дороге учу тех, которые обещают заплатить за кувшин.

      – При кувшине ты становишься ритором?

      – Гераклит сказал: «Все течет», и неужели ты будешь спорить, господин, что вино не жидкость?

      – Он говорил также, что огонь – божество, следовательно, божество пылает в твоем носу.

      – Божественный Диоген утверждал, что сущностью вещей является воздух, и чем теплее воздух, тем совершеннее существо, а из наибольшего тепла получаются души мудрецов. А так как осенью наступают холода, то истинный мудрец должен подогревать свою душу вином… Потому что ты ведь не возразишь, господин, что кувшин лучшего вина не разносит тепла по всем косточкам тленного человеческого тела.

      – Хилон Хилонид, где твое отечество?

      – Над Понтом Евксинским. Я родом из Мезембрии.

      – Хилон, ты велик!

      – И знаменит, – меланхолически добавил мудрец.

      Однако Виниций стал снова выражать нетерпение. Он хотел, чтобы Хилон немедленно отправился на поиски, и весь этот разговор казался ему напрасной тратой времени, за что он даже зол был на Петрония.

      – Когда же начнешь свои поиски? – сказал он, обращаясь к греку.

      – Я их уже начал, – ответил Хилон. – И когда я здесь, когда разговариваю с тобой, я тоже ищу. Верь мне, благородный трибун, и знай, что, если бы у тебя пропал ремешок от обуви, я сумел бы найти тебе его и даже человека, кто этот ремешок поднял на улице.

      – Исполнял ли ты раньше подобные поручения? – спросил Петроний.

      Грек поднял кверху глаза:

      – Слишком низко ныне расценивается добродетель и мудрость, чтобы даже философ не постарался найти иных источников для жизни.

      – Каковы же твои источники?

      – Знать все и приносить новости тем, кто их жаждет.

      – И кто за них платит?

      – Ах, господин, ведь мне нужен писец. Иначе моя мудрость умрет вместе со мной.

      – Если ты не справил себе до сих пор нового плаща, то заслуги твои в этом деле, по-видимому, не столь велики.

      – Скромность мешает мне говорить о своих заслугах. Но подумай, господин, ведь теперь нет таких благодетелей, каких много было прежде и которым так же приятно осыпать золотом заслугу, как проглотить устрицу из Путеоли. Не заслуги мои малы, а людская благодарность мала. Когда убежит какой-нибудь ценный раб, кто отыщет его, как не единственный сын моего отца? Когда на стенах появятся надписи, поносящие божественную Поппею, – кто укажет виновных? Кто отыщет в книжной лавке стихи на цезаря? Кто донесет, о чем говорят в домах сенаторов и патрициев? Кто передает письма, которых нельзя доверить рабам? Кто слушает новости под дверями виноторговцев и булочников, кому верят рабы, кто сумеет быстро осмотреть весь дом насквозь от атриума до сада? Кто знает все улицы, переулки, тупики, кто знает, о чем говорят в термах, в цирке, на рынке, в фехтовальных школах, среди работорговцев и даже на арене?

      – О