Господа юмористы. Рассказы о лучших сатириках страны, байки и записки на полях. Лион Измайлов

плохие. В конце чтения оказалось, что оба они отметили одни и те же миниатюры.

      Хайт был старше меня на два года. Когда мы пришли в юмор, Хайт уже был известным писателем. У него были совершенно уникальные способности в юморе. Я думаю, что он был лучшим репризёром в стране в 70—80-х годах.

      А подружились мы уже в 70-х годах, когда ездили на гастроли с «Клубом 12 стульев». У нас было много общего, оба мы дружили с Феликсом Камовым, оба сотрудничали с Лифшицем и Левенбуком, оба писали Хазанову.

      Хайт очень хорошо выступал. Он говорил репризу и сам при этом очень заразительно смеялся, а если учесть, что и тексты у него были самые лучшие во всей нашей компании, то, соответственно, и успех у него был большой.

      Помню, в Киеве мы сидели на сцене. Во главе нашей компании – Виктор Веселовский, завотделом юмора ЛГ, его зам – Илья Суслов, редактор Резников, дальше писатели Владимир Владин, Аркадий Арканов, Лион Измайлов и Аркадий Хайт. Мы отвечали на записки. Одна записка, которую зачитал Веселовский, была адресована Хайту, как автору «Ну, погоди!»: «Скажите, поймает ли Волк Зайца?»

      Веселовский сказал:

      – Здесь автор, вот пусть он и отвечает.

      Хайт сделал три шага к микрофону и тут же ответил:

      – Пока хочет есть Волк и хотят есть авторы фильма, Волк Зайца не поймает.

      Это был мгновенный ответ, и зал разразился хохотом и бурными аплодисментами.

      Хайт был человеком с чувством собственного достоинства.

      Помню, мы приехали из какого-то города и наш начальник, Веселовский, сказал:

      – Ребята, сейчас мы все едем в «Литературку». Надо выступить перед коллективом редакции.

      Хайт сказал:

      – Нет, я поеду домой.

      – Аркадий, – строго сказал Веселовский, – надо!

      Аркадий сказал:

      – Тебе надо, ты и езжай, а я поеду домой. Мы с тобой о выступлении в редакции не договаривались.

      И уехал.

      Почему все слушались Веселовского? Потому что все хотели печататься в ЛГ. И Хайт хотел, но он не боялся, что его не будут печатать. Он хорошо работал на эстраде и в кино и мог себе позволить не подчиняться.

      Я в то время был просто влюблён в Хайта. Он был остроумным, независимым, здорово выступал и очень хорошо одевался. В то время хорошо одеться было проблемой, но он где-то доставал хорошие шмотки. Довольно высокий ростом, со спортивной фигурой, всё на нём сидело очень ладно.

      Одно время с нами на гастроли ездил остроумный и довольно злобный конферансье Альберт Писаренков. Он делал на сцене буриме. Собирал в зале рифмы, на ходу обыгрывал их репликами, а потом на этих рифмах делал три стихотворения, под Маяковского, под Вознесенского и под Евтушенко.

      Этот его номер имел бешеный успех.

      Мы сели в поезд, направляясь в Киев. Последним пришёл Александр Иванов, самый известный советский пародист. Писаренков что-то пошутил, а Иванов тут же сказал ему:

      – Ещё раз так пошутишь, схватишь жида.

      Писаренков больше с Ивановым не шутил. Но всех нас в том самом Киеве очень