Наши забавники. Юмористические рассказы. Николай Лейкин

она к мужу.

      Дворник не отвечает на ее слова и, подбоченившись, осматривает комнату.

      – Замок у дверей отвинтить, что ли? – рассуждает он сам с собой и, махнув рукой, приступает к делу.

      – Что ты, голубчик, делаешь, что ты! Ведь это хозяйское добро! – кидается к нему дворничиха.

      – Ничего, на жильцов своротим. Ништо им! Пусть другой раз чувствуют и забывают что-нибудь на поправку дворнику.

      – Не дам, ни за что не дам замок отвинчивать и пропивать! – вопит дворничиха.

      Удар в грудь. Она отскакивает и с воем падает. Замок отвинчен и тащится в всепоглощающий кабак.

      Только и торгуют одни кабаки. В мелочной лавочке вся торговля состоит из какой-нибудь пачки папирос, на пятак студню, а то все хлеб, хлеб и хлеб, покупаемый дворничихами тайком от мужей, успевшими припрятать кой-какие гроши.

      Лавочники от нечего делать играют друг с другом в шашки.

      – Уж и подлец же народ нынче развелся, – рассуждают они друг с другом. – Думаешь, барин на дачу туда же перебрался, ан на поверку он выходит скотина! Таперича хоть бы этот чиновник с угловой дачи. Задолжал за четырнадцать четверок Жукова табаку и мимо лавочки даже не ходит, а норовит обходом, через Языков нереулок. Нет, уж я его укараулю!

      – Тебе что, ты за табак все-таки получить можешь. А кабатчик за вино страдает. Набрал у него в долг да и говорит: «Ищи с меня на том свете, а на здешнем ни копейки не получишь, потому хмельную часть в долг продавать из кабаков не велено, через это самое общественная нравственность страдает. Ни один, – говорит, – мировой с меня за вино взыскивать не будет».

      – Что же, за эти слова и пальто с плеч сорвать можно.

      – А сорвешь пальто, как грабителя судить будут, потому открытое нападение на большой дороге. Перочинный ножик в кармане найдут, так, мол, вооруженной рукой…

      – Ну так просто помять ему бока в темной аллее Строганова сада. Гулять же ведь ходит.

      – Ходитъ-то ходит, да, говорят, пистолет при себе носит. Ну и помнешь бока, а какая тебе польза?

      – Как какая! Все-таки душу отведешь. Я вон барыню из Никольской улицы, что своих собак в морду целует, взругал ругательски, ну, мне теперь и легче. Двадцать две банки гвоздичной помады за лето в долг забрала и не платит. Двойные банки были.

      – Ой! Да как она ухитрилась все их вымазать на себя?

      – Вот и поди ж ты! Видно, не токмо что голову, а вся мазалась. Окромя того, шесть банок ваксы Каликса фабрики. Дворник сказывал, что она седые волосы ею чернила. «Стоит, – говорит, – это перед окном да щеткой сапожной по голове себя натирает». Из себя ведьма, ни кожи, ни рожи, а туда же за мальчиками-гимназистами в Строгановом саду все лето гонялась. Эх, знато бы да ведано, так кислоты в эту помаду намешать. Пусть бы у нее все волосья повылезли! – заканчивает мелочной лавочник и, обратясь к товарищу, говорит: – Ну, ходи! Куда сходишь? В двух местах тебя запер! С двумя поздравляем! Ах ты, клей углицкий! А еще туда же в шашки играть со мной хочешь! Ну, проиграл, видимое дело. Чего смотришь? Веди в портерную