Сводные. Жасмин Майер

возвращается довольно быстро. Вижу на ее губах улыбку.

      – Садись, Костя. Поговорим начистоту.

      Сажусь на кухне, пока мама ставит чайник на плиту.

      – Скажу тебе прямо, мы с Платоном теперь вместе. И я очень тебя прошу больше не делать глупостей. Сейчас я убедила его вытащить тебя из этой передряги, но если ты не возьмешь себя в руки, даже его связи не помогут.

      – Я думал, тебе помог отец.

      Мама закатывает глаза.

      – Хватит от него помощи ждать, Костя. Послушай, прямо сейчас я очень счастлива, так что, пожалуйста, во имя всего, что я сделала ради тебя, не разрушай мое счастье. Платон прав, Костя, и ты уже взрослый, и у тебя своя жизнь. А я сделала для тебя все, что могла. Родила и воспитала, когда все от меня отвернулись, начиная от собственных родителей и заканчивая твоим трусом-отцом. Но я не вижу от тебя, Костя, благодарности, только одни проблемы. Постоянно. Я устала. Я не вытяну это в одиночку, если ты не возьмешься за ум. Однажды ты окажешься за решеткой, если не остановишься.

      Очередная отповедь, что именно я виноват во всех бедах, которые обрушились на ее голову. Как будто я просил ее рожать меня так рано. Это был ее выбор в шестнадцать лет, а не мой.

      Глотаю обжигающе горячий чай, чтобы не сорваться еще больше. И спрашиваю только:

      – О чем он должен поговорить со своей дочерью? Поставить ее в известность, что теперь встречается с тобой?

      Мама стоит у окна. Она заварила чай, но пить его не садится. Смотрит в темную ночь, обхватив себя обеими руками, и усмехается.

      – Встречаются подростки, Костя. А в моем возрасте мужчины женятся на тех женщинах, которые дают им все, о чем они только могут мечтать.

      Чай встает поперек горла.

      – Он… сделал тебе предложение?

      – Всему свое время, Костя. Всему свое время…

      Глава 7

      – Юль, ты как?

      Розенберг хмурится, заглядывая мне в лицо. Трясу головой, пытаясь отдышаться перед выходом на сцену.

      – Нормально.

      Если я скажу Розенбергу правду, он решит, что я сошла с ума, потому что я не могу найти рациональное объяснение своим чувствам. Как будто кто-то наблюдает за мной. Такое ощущение неизменно, только когда в зале отец. Но сегодня его там нет!

      Розенбергу этого не объяснишь, тем более у нас всего несколько секунд. Зал не умолкает.

      – Выходим на «бис», – говорит Розенберг. – Держись за меня.

      Беру его за руку, и мы бежим вместе к авансцене.

      И там опять меня прошивает словно раскаленной стрелой. Ищу на привычном месте отца, но его кресло залеплено запрещающей лентой. Отец сказал, что у него дела, и сегодня на выступление он не придет. И его действительно нет.

      Тогда что со мной?

      Бесполезно искать ответ в огромном многоярусном зале. Просто улыбаюсь и танцую дальше так, как будто не чувствую себя под прицелом чьего-то изучающего взгляда.

      Не может быть.

      Этого не может быть.

      Но в глубине души тлеет искорка. Неужели Кай пришел на балет? Почему я ощущаю его присутствие так, будто