Жизнь взаймы. Эрих Мария Ремарк

что-то вроде жалости. Волков сам поставил себя в безвыходное положение.

      – Не хотите ли присесть? – предложил он Волкову.

      – Спасибо, – ответил русский холодно, словно перед ним был кельнер, который спросил его, не хочет ли он еще что-нибудь заказать.

      Он, так же, как прежде Клерфэ, почувствовал в этом приглашении скрытую издевку.

      – Я должен подождать здесь одного человека, – сказал он, обращаясь к Лилиан. – Если за это время ты надумаешь, то санки…

      – Нет, Борис! – Лилиан вцепилась обеими руками в свою сумочку. – Я хочу еще побыть здесь.

      Волков успел надоесть Клерфэ.

      – Я привел сюда мисс Дюнкерк, – сказал Клерфэ спокойно, – и, по-моему, в состоянии отвести ее обратно.

      Волков выпрямился.

      – Боюсь, вы понимаете меня превратно, – сказал он сухо, – но говорить на эту тему бесполезно.

      Он поклонился Лилиан и пошел обратно к стойке.

      Клерфэ снова сел. Он был недоволен собой. «Зачем я впутался в эту историю? – подумал он. – Ведь мне уже не двадцать лет».

      – Почему бы вам не уйти с ним? – спросил он.

      – Хотите от меня избавиться?

      Клерфэ улыбнулся. Задай такой вопрос любая другая женщина, он бы показался ему ужасным. Но как ни странно, у Лилиан он так не прозвучал, и в глазах Клерфэ она ничего не потеряла.

      – Нет, – сказал Клерфэ.

      – Тогда останемся. – Она бросила взгляд по направлению к стойке. – Он тоже остался, – прошептала она с горечью. – Стережет меня. Думает, что я уступлю.

      Клерфэ взял бутылку и налил себе и ей по полрюмки.

      – Хорошо. Давайте подождем, кто кого пересидит. Лилиан повернулась к нему.

      – Вы не понимаете, – возразила она. – Это вовсе не ревность.

      – Да? Ну, тогда я вообще не знаю, что такое ревность. Она сердито посмотрела на него. «Что позволяет себе этот пришелец, этот здоровяк, который говорит о смерти своих друзей так, как люди говорят о спортивных новостях? Разве он в состоянии что-либо понять?»

      – Волков несчастен, он болен, и он заботится обо мне, – сказала она холодно. – Когда человек здоров, ему легко чувствовать свое превосходство.

      Клерфэ отодвинул бутылку. «Маленькая бестия, хочет сохранить объективность, – подумал он, – и в благодарность за то, что я привел ее сюда, с места в карьер кидается на меня!»

      – Возможно, – сказал он равнодушно. – Но разве быть здоровым – это преступление?

      Теперь в ее глазах появилось иное выражение.

      – Конечно, нет, – пробормотала она. – Я сама не знаю, что говорю. Лучше мне уйти.

      Она взяла со стола сумочку, но продолжала сидеть.

      – Вы даже не пригубили свою рюмку, – сказал Клерфэ. – Ведь вы сами сказали, что вам надо выпить.

      – Да… но…

      – Можете со мной не церемониться. Я не очень обидчив.

      – Да? А у нас здесь все такие обидчивые.

      – А я – нет. Ну, а теперь выпейте наконец свою рюмку. Она выпила.

      Когда они выходили, падал снег. Борис уже давно исчез. Санок его тоже