Шабаш по случаю бродячей луны. Мира Оз

её. Что-то мне совсем не спится, переживаю. Сильно она захворала.

      – Нет ещё, – сказала Ида, покосившись на меня, а затем произнесла – Два серебряных.

            Я судорожно начал шарить в карманах, боясь не найти такой суммы. Помню, что у меня было пять серебряных, но часть из них я потратил вчера на рынке, покупая овёс, а сколько – точно не помню.

            Мне удалось отыскать ровно две монеты. Я протянул деньги Кейо, который уже ожидал их.

            «Как она узнала, сколько у меня денег?» – пронёсся вопрос в моей голове.

      – Спасибо, что помогли, – обратился я к Иде, пытаясь скрыть свою злость.

      – Да будет счастье в каждом дне вашем! – ответила она привычно. Она всегда говорила это тем, кому оказала услугу.

      – Передавайте привет матушке, – крикнул вдогонку Кейо, когда я уже закрывал за собой тяжёлую скрипучую дверь.

            Я направился к своему дому, до которого было идти не меньше двух рек Соги и не меньше половины реки Руи. В небе уже зарождалось утро, поедая чёрные клочки неба. Я пинал мелкие камни, пытаясь избавится от чувства душившей злобы. Сегодня я не только снова не получил никакой награды за помощь Иде, но ещё и отдал последние деньги её мужу. Таким дураком я себя ещё никогда не чувствовал.

            Эта женщина точно меня погубит!

      Глава 2. Безобразие души

            На следующий день, как и договаривались, мы направились с Идой в Эбу, которую в народе называют деревней ведьм. На улице было жарко: высоко в небе палило яркое майское солнце, в воздухе стояла духота, обещающая скорый дождь. Возле вокзала толпился народ. В соседней деревне сегодня проходит ярмарка, многие жители Генрота направляются туда: кто-то – чтобы продать товар, другие – чтобы выгодно купить продукты.

            Люди спешно рассаживались в повозки. Мы сели в громоздкую, очень старую колымагу, которой, казалось, жить осталось совсем недолго. Вместе с нами в ней расположились ещё пять человек. Ида села напротив меня, чтобы никто не подумал, что мы с ней вместе. Каждый раз, когда она делал вид, что не знает меня, я чувствовал себя униженным. То же я испытывал и сейчас и прилагал большие усилия, чтобы обида не проявилась на моём лице.

            Ида смотрела в окно, опёршись на него локтем, вероятно, боялась ненароком встретиться со мной взглядом. Рядом с ней сидела престарелая женщина в чепчике и держала на коленях широкую плетёную корзину, из которой доносилось тонкое щебетанье цыплят. Женщина ласково разговаривала с птенцами и, временами запуская руку в корзину, поглаживала их.

      – Мама вас везёт к тёте Лоре в деревню, там вам будет хорошо, – говорила она, расплываясь в улыбке. – У тёти Лоры и травка, как говорят, зеленее, и вода чище, так ведь, Бритта?

            Она обратилась к женщине, сидящей слева от меня. Женщина эта была ещё молода (наверное, не старше двадцати семи лет), но молодость её была замученной. Лицо, смуглое, худощавое, выражало беспокойство и, в то же самое время, задумчивость. Тёмные тусклые волосы были убраны сзади в слабый пучок. На ней было синее платье