Записки несостоявшегося гения. Виталий Авраамович Бронштейн

Оба такие многозначительные».

      И такой: «У нас в классе были две пары близняшек. 2 девочки + 2 девочки. И

      сидели они на задних столах. Частенько шушукались. В один из таких моментов, он все

      тем же бесстрастным тоном говорит: "Сидоренко, Мельниченко. Если я сейчас в вашу

      сторону брошу гранату, то будет сестринская могила". Класс выпал…».

      ***

      Он был временами добр, чаще – саркастичен и язвителен, и мне до сих пор не понять, как в этом сильном и умном человеке уживались самые противоположные качества: болезненное стремление к справедливости и зависть к чужому жизненному успеху; необычайно острый ум и неумение взглянуть на себя со стороны; ненависть к

      проходимцам и карьеристам и многолетняя обида на то, что не удалось сделать карьеры

      самому.

      Однажды он рассказал, как в начале шестидесятых в горкоме партии решался вопрос о

      его назначении на должность завуча школы-восьмилетки. И третий секретарь, курировавший образование, промолвил вещие слова, преследовавшие потом Насонова

      всю жизнь:

      – Слишком умный!

      Сказал – как клеймо припечатал: отныне карьера руководителя школы была для

      Насонова закрыта навсегда.

      – Ты только представь себе: во всем мире, в любой нормальной стране, лучшей

      оценки для руководителя, чем слово «умный» – и придумать трудно. А здесь – «слишком

      умный» – отрицательная характеристика…

      Ведь этот поц недоделанный сам не знал, что несет, из нутра вырвалось! Ну, сказал

      бы честно: нам не подходит не Насонов, а его национальность, – я это бы еще по-человечески понял…

      А я слушал его и думал: нет, мой старший товарищ, на этот раз ты не прав. Для

      любого начальника чужая слишком умная голова во сто крат страшнее всего остального.

      Они заботятся о приемлемом фоне, они не хотят сами быть фоном.

      Думаю, мысль, что не он виноват в своих бедах, а какая-то иная неодолимая сила, его, возможно, утешала. Нормальные люди не любят осознавать себя источниками своих

      несчастий, но спорить с ним я тогда не решился, считая про себя, что таких, как Насонов, вне всякой зависимости от национальности, и ни при каком общественном строе, на

      руководящие посты не назначают. С годами ко мне пришла правота того секретаря: разве

      39

      он выступал против умных руководителей? Он всего лишь был против слишком умных, а

      это, согласитесь, не одно и то же.

      Кто любит насмехаться над начальством – не должен сам становиться начальством!

      – разве, по крупному счету, это не справедливо?

      ***

      Насонов привык делить человечество на три категории. Пессимистов, не верящих в

      будущее, зато идеализирующих прошлое. Оптимистов, уверенных, что «настоящий день»

      еще впереди. И удачливых дураков, ждущих от жизни не слишком много, зато сегодня.

      О себе он говорил скромно:

      – Я к этим категориям не отношусь, я их определяю…

      ***

      Неуживчивый, строптивый, всесторонне одаренный