Война и мир. Книга 1. Лев Толстой

к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из-под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.

      Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро, в своих стоптанных башмаках, пошла вверх по ковру лестницы.

      – Mon cher, vous m’avez promis,[123] – обратилась она опять к сыну, прикосновением руки возбуждая его.

      Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.

      Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.

      В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка, и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по-домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.

      – C’est donc positif?[124] – говорил князь.

      – Mon prince, «errare humanum est», mais…[125] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.

      – C’est bien, c’est bien…[126]

      Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.

      – Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам свидеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.

      Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.

      – Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.

      Борис еще раз учтиво поклонился.

      – Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.

      – Я рад, что смог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, пред покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.

      – Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.

      – Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.

      – Вы живете с матушкой?

      – Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив, – ваше сиятельство.

      – Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.

      – Знаю,

123

Мой друг, ты мне обещал.

124

И это верно?

125

Князь, «человеку свойственно ошибаться»…

126

Хорошо, хорошо…