Аут. Наталья Иртенина

и готово – пустое место?

      Кубика бросало из испарины в озноб и обратно. На работу пришел невыспавшийся, истерзанный мыслями, лихорадочно румяный. Отчет за месяц не двигался с мертвой точки. Временами он начинал удивленно рассматривать руки, пытаясь понять: действительно трясутся или показалось?

      Было очень страшно. Страшно жить в этом мире и страшно умереть в нем. Даже не умереть. Раствориться в пустоте. И никто уже не сможет сказать про него, что он был. Прошлое не существует и никогда не существовало. Все, что происходило когда-то, в других ре алах – иллюзия, как и сами реалы. Даже если кажется, будто что-то все-таки было, например, появление Кубика в Центре или исчезновения других служащих, это ничего не меняет. Законы природы не властны над ушедшим. А природа не знает и не терпит беззакония. Следовательно, нет ничего, кроме настоящего. Ну, почти ничего. Есть еще смутные предания, например, о том, как человечество долгими веками (кстати, век – это сколько?) завоевывало свободу от цепей необходимости и угнетающего однообразия окружающей среды. Но это просто-напросто мифология, которую большинство ирчей считает всего лишь полезным суеверием. По-настоящему истинно только текущее.

      Кубик с трудом впихивал в себя ортодоксию клана ирчей. Каждая часть его тела сопротивлялась этому и молила о пощаде. Но Кубик был добросовестным работником и старался не позволять себе слабостей. В конце концов краеугольные догматы были усвоены его разумом так же, как пища усваивается организмом.

      Даже капля веры во что-то иное не могла просочиться внутрь него сквозь заслоны этого искусственного знания.

      Страшного знания. В мире, где повсюду неслышно крадется стра…

      – Сидишь?! – в комнату сквозняком ворвался растрепанный, раздерганный Раффл. Правый глаз косит сильнее, чем обычно, воротник съехал на сторону, лицо пошло красными пятнами.

      – Сижу, – снуло подтвердил Кубик.

      – Ничего не знаешь?!!

      – Не знаю, – снова согласился он, отворачиваясь от временно буйнопомешанного приятеля, слишком несоответствующего моменту, в котором жил сейчас Кубик. Моменту прощания и трепетного переживания собственного никогда-не-существования.

      – И не хочешь знать?! – остолбенел Раф.

      – Что, досрочные перевыборы Первого? – безучастно спросил Кубик. – Импичмент?

      – Да какой там… – взволнованно возразил Раф. – Там такое… такое… – От распирающих грудь новостей он явно растерял все слова.

      Теперь Кубик заинтересовался и повернулся к приятелю вместе с креслом.

      – К нам с небес спустилось Божество? – хмыкнув, предположил он.

      Красные пятна на лице Рафа внезапно сделались белыми, и весь он стал похож на обмороженного.

      – Так ты зна-аешь? – растерянно протянул он. – А чего прикидывался?

      – Ничего я не знаю. – Кубик почему-то рассердился. – Ну говори уже.

      Раф торопливо налил полный стакан воды и, захлебываясь, выпил. Упал на другое кресло, в углу.

      – Уф! – сказал он и вдруг выпалил: – Оно забрало ее!

      – Кто кого и