Признание в любви и абрикосовая косточка. Наталья Самошкина

скромными настольными лампами, долговязыми фонарями или же звёздами, помнившими её или похожих на неё черноволосых, голубоглазых наследниц Крита.

      Глава вторая

      В мексиканском ресторанчике, пригревшемся на окраине Парижа, резко пахло репчатым луком, разогретым маслом и жгучим «драконовским» перцем. Николь, закончившая свой танец под крики завсегдатаев, сидела за боковым столиком, отламывая кусочки от пышной лепёшки и разглядывая аляповатую картину, висевшую на белёной стене. Картина была страшна как смертный грех, с наползающими друг на друга кривыми лицами и вазами с лиловыми цветами. Но хозяин самоотверженно заверял, что это творение искусства принадлежит кисти САМОЙ… и добавлял с придыханием в закрученные усы: «Вы меня понимаете? Это шедевр Фриды Кало!» Посетители дружно кивали, стараясь понять, почему перекошенные женские груди должны вызывать стойкое восхищение. Но помалкивали, потому что в этой забегаловке кормили сытно и дёшево, и, самое главное, несколько раз в год сюда приходила Николь, рассказывающая своим танцем каждому о его судьбе. Она возникала на пороге, оглядывала людей хватко и быстро, словно знахарь из индейской деревни, а потом фермер видел дорогу среди полей, матрос – рифы у мыса Бурь, буржуа – чинный обед «святого семейства», монах – обнажённую прихожанку с крепкой задницей. Ради этого волшебства они готовы были посещать ресторанчик изо дня в день.

      Хлопнула входная дверь, и на скатерть перед Николь упала ярко-жёлтая роза. Всего одна, но с таким шармом, что могла сравниться с длинноногой исполнительницей канкана из «Мулен Руж».

      – Мне достаточно того, что я увидел в ней сходство с вами, – бархатом прикоснулся к ней мужской голос.

      Новый посетитель выглядел так, что хозяин ресторанчика выскочил из-за стойки, где протирал стаканы, и отвесил гостю церемонный поклон, заставивший вспомнить далёкие времена, когда люди умели здороваться всем телом. Николь обожала сюрпризы и поэтому пригласила «сеньора» к себе за столик. Мужчина был высок и отличался выправкой, говорящей скорее о долгой дружбе с лошадьми, чем о военной службе. Чёрные волосы с лёгкой проседью придавали ему вид человека, испытавшего многое на своём веку. Пальцы музыканта и взгляд тореадора. Внешнее спокойствие и ураган, зацепившийся где-то между лопатками.

      – Интересное сочетание, – подумала Николь, поднося розу к лицу. – Кто вы, месье?

      – Я – нищий, выпрашивающий милостыню у неба, – ответил он, натянув на губы слабую улыбку.

      Николь недоверчиво пожала плечами.

      – Я – хитрый воришка, таскающий жареные каштаны у торговки с площади Пигаль… – Улыбка стала шире.

      Девушка откинулась на спинку стула и невежливо уставилась соседу в лицо:

      – Кто ещё? Если скажете, что вы – ажан с Блошиного рынка, я, возможно, и поверю.

      – Это так! Неужели, моя милая, вы разглядели в моём кармане коробку с бриошами?

      Гость наклонился вперёд так, что чернота его глаз ласково обволокла лицо танцовщицы. Она сбросила с себя наваждение и резко спросила, отодвигая