Серебряный змей в корнях сосны. Мария Дубинина

и их обвивали стебли вьюна.

      Хизаши смело прошел под перекладиной тории и поднялся по выщербленным ступеням. Святилище ками. Когда-то Хизаши с завистью смотрел, как люди приносят сюда дары и молятся о насущных вещах, и молитвы пропитывают землю и кормят божественного покровителя. Здесь же и следа от благодати не осталось, только пятна черноты, осквернившие порог и стены маленького храма. Ветра не было, но бумажные полоски сидэ на пеньковой веревке над входом беспорядочно раскачивались.

      – Здесь никого нет, – сказал Сасаки, рискнувший приблизиться, но не отнимающий вспотевших ладоней от рукояти меча Цубамэ, и его сердце билось точно так же, как раненая ласточка.

      – Верно, – кивнул Хизаши. – Ками оставил этот храм.

      Он поднялся на крыльцо и задел макушкой веревку симэнава[22]. В стылом неподвижном воздухе распространилась вибрация, и Хизаши поежился. И храм, и земля были заражены, странно, что люди в деревне допустили такое. Он замер у двери и за миг до того, как отодвинул створку, услышал детский плач.

      – Кто вы? Что вам здесь нужно?

      Хизаши отдернул руку и повернулся на голос. Рядом с растерянным Сасаки стояла женщина в неопрятной грязной одежде, из-под платка выбивались длинные волосы с серебряными нитями седины и бросали тень на лицо. На спине женщина несла короб с хворостом.

      Ребенок больше не кричал, и Хизаши уже не мог понять, было ли это взаправду, или померещилось.

      – Меня зовут… – Сасаки осекся и быстро поправился: – Мы оммёдзи из школы Дзисин, приехали по приглашению старосты деревни Суцумэ. А вы из деревни?

      Хизаши спустился к ним и задумчиво постучал ногтем по пластине веера. От женщины не исходило нечеловеческого запаха, и ее аура была аурой простой смертной, и все же интуиция подсказывала держаться подальше.

      Арата попятился, словно тоже это ощутил.

      – Я просто нищая торговка, – ответила женщина, низко склонившись перед оммёдзи. – Нашла приют в храме, чтобы провести ночь-другую.

      – И вам не страшно? – поинтересовался Хизаши.

      – На все воля богов.

      Никто не трогался с места первым, нищенка не разгибала спины, и тогда Хизаши сказал:

      – Верно. На все воля богов.

      Он заложил руки за спину и медленно прошел мимо, почти касаясь полами хаори ее замызганных одежд. Сасаки поравнялся с ним возле тории и обогнал, стремясь оказаться подальше от жуткого храма и его не менее жуткой обитательницы, а вот Хизаши задержался. Опустился на корточки и подставил руку, чтобы маленькая змейка могла оплести ее.

      – Следи за храмом, – велел он.

      – Хизаши-кун?

      Змейка нырнула обратно в траву и скрылась, Хизаши выпрямился и отряхнул ладони. Оставалось только ждать.

      Как он и говорил, в корнях поваленного дерева Куматани и Мадока откопали кости. Они выглядели куда хуже кисти, хранящейся в мешочке, с ошметками гнилой плоти, облепленные сырой землей и насекомыми. Судя по цвету лица, Мадока еще долго не сможет

22

Симэнава – верёвка, сплетённая из рисовой соломы нового урожая, которой в традиционной японской религии синто отмечают священное пространство.