Кипрские частушки. Андрей Иванович Аносов

плати деньги и вперёд, прыгай под свой парасоль на пляже! Я, хоть, и не Ленин был, а тоже решил пойти своим путём. Некий план у меня, конечно, имелся. Воспользовавшись-таки советом Дядьки Средиземномора, на следующий день, с самой рани, пока солнце ещё не успело вогнать в мою голову большой раскалённый кол, я в гостиничном номере доел свою последнюю хлебную корочку из холодильника, запил её пресной водой из чайника и, спустившись на улицу, бодро пошуровал в другой конец города, туда, где вдали виднелись жирафьи шеи портальных кранов, а рядом с ними белым огнём горели на солнце серебряные бока огромных топливных резервуаров. На нефтеперегонный завод в поисках работы я ещё не захаживал. «Come what may!» Иной раз, чтобы вновь поверить в свои силы, достаточно услышать со стороны: – «Эй, привет! Как дела?» С момента моей депортации из Афин прошло без малого три года и, как я уже говорил, время для меня с тех пор словно сломалось. Оно то двигалось вперёд, словно арба, со скрипом раскачиваясь из стороны в сторону, то замирало от страха, не шевелясь, то происходило с ним вообще чёрте что и на жизнь это было вряд ли похоже. Но после известных событий в Греции я не просто старше стал, сама обстановка вокруг меня поменялась радикально. Знание идёт впереди мышц, а не наоборот. Тело это сани, самолёт, или даже ангар для самолётов, но никогда не мотор, никогда не топливо, ни тем более взрыв, что движет теми и другими. Мысль прогрессивна и мысль материальна, если тело подчинено разуму, а разум никогда не забывает о теле. Цитирую себя же самого: «Я убегаю от себя? Нет! Я себя не догоняю». Сам я, может быть, и не хотел бы ничего менять, но так случилось, что многое из того, что было присуще моей прежней жизни в Греции, на Кипре теперь стало абсолютно для меня неприемлемым. То, например, каким образом раньше мне приходилось искать себе средства к существованию. Греческую сказку было не оживить, а от Кипра не отмахнуться, вот почему волка кормят ноги, а покойников возят на катафалке. Здесь, в Ларнаке, похожее состояние души и тела я по привычке называю «поиском работы», хотя на самом деле, речь конечно же идёт о более серьёзных вещах. Идя по земле, я часто смотрю на небо, земля мне дарит опору, а небо надежду. Но, идя по земле, невольно спотыкаешься о её неровности. Здесь вывод как бы напрашивается сам собой: я же не верблюд какой, чтобы по нескольку дней обходиться без воды и без пищи? Согласен, что бывают такие жизненные ситуации, когда человеку чем хуже, тем лучше. Но мораль есть основа преемственности главных жизненных принципов, без которых любая философия рискует превратиться в скучную монографию, а география в замкнутый бег по кругу. Зато теперь я примерно представляю себе, что такое кипрская Ларнака. Здесь почти всё как обычно: помимо традиционного центра с чрезвычайно плотной жилой застройкой, доставшейся ему в наследство от прошлых веков, есть свои креативные зоны, их суетным взглядом не разглядеть и не тренированным ухом не расслышать. Греческий городской центр всегда спрессован