Добрые злые сказки. Джио Россо

поля бессмысленной битвы,

      обнимая ладонями теплую чашку

      черной байховой жижи с Луной из лимона,

      целовать твои мягкие русые пряди,

      прижиматься к коленям твоим, как к амвону,

      обретая бессмертие в наших объятьях.

      «Это странное чувство перед большим дождем …»

      Это странное чувство перед большим дождем —

      когда древние боги танцуют, закрыв глаза.

      Когда черные птицы когтями взрыхляют дёрн,

      и с отчаянным криком врезаются в небеса.

      Когда белые простыни, сохнущие в саду,

      тянут нити веревок, стремятся сорваться прочь,

      когда ветер поет о смерти, касаясь скул,

      мелкой стаей мурашек по телу проходит дрожь.

      Бум! – и небо взрывается, яростно зарычав,

      ты стоишь под потоком в одежде, но ты – нагой.

      И рубашка, промокшей тряпкой прильнув к плечам,

      вдруг становится инородной, совсем чужой.

      Но как сладко… Как сладок воздух, как он тягуч,

      и как жадно трепещут ноздри, вдыхая пыль.

      Становись на колени, молись эшелонам туч,

      раздевайся до кожи, сминая рукой ковыль.

      Нет ни времени, ни пространства, есть только дождь.

      Есть бездонное небо и глинистая земля.

      Ты родился в воде, в воде же ты и умрешь,

      так ныряй в нее глубже, отрезав все якоря.

      Упивайся свободой, подставив лицо дождю,

      омывай свое прошлое с тонких прикрытых век.

      Я даю тебе истину. Истина – тот же ключ,

      будь силён и спокоен, маленький человек.

      А когда станет тошно, да так, что и не вдохнуть,

      и под боком не будет дружеского плеча,

      спрячь ладони в карманы, не трогай ногтями грудь,

      дотерпи до того, когда будет дождливый час.

      Прокричи свое имя, пусть ливень поглотит крик,

      твои тонкие вены – извилистый водоём.

      Пей холодные слезы господней большой любви.

      Будь всегда молодым,

      вечно пляшущим под дождем.

      Лоскут

      У меня между ребрами есть дыра, потому я ищу подходящий лоскут. Вот в кармане правом лежит игла, нить вокруг запястья – суконный жгут. Я иду по свету и свет со мной: спички неуверенный огонек разрезает тьму и сражаясь с тьмой, будоражит тени у самых ног. Они льнут к лодыжкам и сапогам, превращаясь в лужи тягучей тьмы. Бог найдет меня по сырым следам – черное на белой земле зимы. Я иду по Северу, в тишине, в бороде снежинки и на висках. Завывает ветер в грудной дыре и сжимает душу в стальных тисках. Я ищу заплатку, кусок сукна, или лист железа, простой картон, я иду туда, где цветет весна, пусть застрял в гортани печальный стон.

      Говорят, за морем, за сотни верст, есть девица, краше самой луны, и она так ладно, искусно шьет, что из грёз тончайших латает сны. Будто нить ей сплел золотой паук, а кузнец небесный сковал иглу, и сукно, коснувшись умелых рук, шелковым становится. Поутру, когда солнце сонное к полю льнет, она в лес идет за полынь-травой, из цветов душистых рубашки шьет, да белье стирает живой росой.