Как слышно. Артем Роганов

пафосно обозвал упражнение «зеркалом». Надо было разбиться по двое и сесть на пол, чтобы повторять жесты и мимику. Глеб затупил – отвлекся, так как эсэмэска оповестила, что готовы результаты генетических тестов. Тесты были в порядке, никаких проблем. «И что? И откуда у меня это?»

      Незанятой осталась как раз та девчонка, у которой были глаза чуть светлее. Примерно ровесница, напудренная до бледноты, она то и дело мотала своими зеленоватыми дредами, которые смахивали на маленьких змеек.

      «Вера» – значилось на ее бейдже.

      Сели по-турецки. Глеб удивился, какой холодный на дощатой сцене пол. Первые минуты Глеб машинально повторял Верины гримасы, вспоминая, сколько именно времени отвел Карабас на упражнение. Такое бывает: кто-то что-то сказал, а сразу забываешь. Тем более если думаешь о другом. Глеб думал о том, как поскорее свалить и как теперь ему лечиться. Забивалась в ноздри мелкая пыль, хотелось чихнуть. Он терпел, сосредоточившись на дыхании, пока не заметил, что дрожат пальцы – волнуется. Вот Вера чешет ухо, перекинув через голову руку в пластиковых перстнях. И ржет гиеной. И приходится тоже ржать, но гиеной Глеб не умеет, а Вера ржет уже не специально, чуть ли не делает перед ним шпагат, автоматически заставляя Глеба делать так же. Глебу совсем не смешно. Вера очень близко, по правилам надо смотреть ей в глаза, от нее несет апельсиновыми духами, немножко потом, но потом на удивление приятным. Глеб волнуется еще сильнее. Вера смотрит с беззаботной, морозной улыбкой. Глебу Вера не очень нравится, но Верино присутствие очень нравится его телу. Как ни странно, возможно, поэтому сама Вера и не нравится.

      Когда в окна быстрым заколачиванием гвоздей застучал дождь, Карабас объявил, что «зеркало» кончилось. Весь красный, Глеб заковылял затекшими ногами в сторону Карабаса, наскоро извинился и пробормотал, что ему срочно нужно уйти. Карабас равнодушно кивнул и принялся объяснять остальным последнее задание, на рефлексию. Участвовать в нем Глебу не хотелось. Хотелось домой, а завтра поскорее в парк, на пробежку, чтобы никаких мыслей и рефлексий. Глеб даже не заметил, что за весь театральный час хлопков, чиханий и вскриков уши ни разу не прожгло.

      Запертая молния

      В пустынном вестибюле сидели только два худощавых студента, но они так обсуждали футбольный матч, что их голоса отзывались эхом еще на лестнице.

      – Ты видел, как распластался? Это красная карточка, Валер, красная. За такую симуляцию.

      – Слушай, ведь ему ногу задели…

      Глеб прошел мимо них в гардероб – пыльный недолабиринт из квадратных решетчатых отделений-кабинок, каждая крючков на двадцать. В углу на входе кемарил вахтер с распухшим лицом. Он держал в руках пульт от выключенного телевизора, сжимая его обеими руками, как слиток золота.

      – Да ладно, чутка задели. Это по-любому не повод корчиться.

      Глеб надел ветровку и, вздохнув, собрался было на улицу, когда услышал странный жужжащий звук по соседству. Тихий, но резкий. Наподобие приглушенной бензопилы.

      – Правильно