Как слышно. Артем Роганов

мудак. Зато потом она спасла Одиссея, единственного нормального из ахейской ОПГ.

      – Вообще… – недоумение Глеба пробивалось длинными паузами, – про иудаизм и христианство понимаю, только там же, наверное, заповеди…

      – Я не соблюдаю все обряды. Иногда отдельные вещи – например, не ем свинину. Библию читаю, а крестик не ношу. Иисус для меня типа бог любви. Так что не, я не двинутая, просто у меня такая культура. Вот.

      – Стоп-стоп. – Глеб не мог дальше сдерживаться. – Ты реально считаешь, что Афина существует? С копьем и в шлеме, живет на горе?

      Аня взглянула с хитрецой, исподлобья.

      – Я не считаю, а верю. Чувствую ее. И что значит «существует»? И она, и Христос, и Элохим есть в пространстве идей. А значит, в каком-то смысле они подлинней, чем вот этот шлагбаум. – Аня ткнула указательным пальцем в перекладину, загородившую проход во двор, где среди роскошных коричневых зданий одиноко торчал покосившийся гриб песочницы. Анин палец был длинный, с острым бежевым ногтем, похожий на стрелу.

      Глебу захотелось дотронуться до пальца, но он лишь остановился рядом. Спросил:

      – Что за пространство идей?

      – Долгая история. Если вкратце, этот шлагбаум – воплощение идеи шлагбаумов, один из миллионов шлагбаумов, сделанных по шаблону. Так же существует Афина как идея. Ее воплощение – и храм в Парфеноне, и когда ты, допустим, ругаешься с челом в школе, но не ловишь его толпищей, а зовешь раз на раз драться по боксерским правилам. Или ты что-то изучаешь по своей дипломатии и тебя грузит вроде, а приятно. Для меня это все Афина.

      – Так, погоди, у тебя идея и бог – одно и то же?

      – Близко, но нет. Боги – целый набор идей, их не всегда объяснить словами.

      – А зачем тогда жертвы?

      – Чтобы Афина мне помогла. Ваш кэп. Я не буду резать баранов, если что. Найду на рынке украшение, которое мне действительно понравится, оставлю там… Погоди, время полтретьего, мне уже на пару…

      Они развернулись назад. Хотя услышанное казалось Глебу изрядной мутью, его тянуло побыть с Аней еще немного, будто от нее исходила невидимая теплая волна. Уже около грязно-белого исполинского здания универа Глеб вспомнил, что забыл самое главное – пригласить Аню в музей.

      – Я тут собирался на выставку Дюрера на следующей неделе. Пойдем вместе? – выпалил он, когда они прощались.

      Аня покачала головой, и было непонятно, размышляет она над его предложением или соображает, как протиснуться сквозь толпу студентов, спешащую с перекура на пары.

      – Можно, наверное, – ответила после паузы. – Только на следующей неделе плотный график. А там надо понять, когда я могу.

      – Ты напиши, как определишься.

      – Хорошо.

      Спустя неделю Аня молчала, и Глеб понимал, что она могла забыть про свое обещание.

      «Да и какое обещание? Наверняка сказала, что напишет, лишь бы отвязался», – объяснял себе Глеб, но никак не мог перестать думать о новой встрече. Слишком классной Аня выглядела, слишком непривычные говорила вещи. Напомнить? Как навязчивый поклонник?

      С мамой в тратторию так и не добрались, после долгого