Мой папа курит только «Беломор». Жанар Кусаинова

там не состаримся!

      – Ты знаешь, мы никогда не проведем там свое детство!

      – Ты знаешь, мы никогда не будем там похоронены!

      – Ты знаешь, мы проживем жизнь в других краях!

      – Ты знаешь, наши сердца останутся там, где рай на земле!

      – Ты знаешь, мы, кажется, нашли свои дома и земли…

      – Ты знаешь, мы навсегда останемся королевами в изгнании…

      – Ты знаешь…

      Берегите свой рай на земле!

      Мальчик все-таки поймал огромную рыбу

      Снился Ояр. Старик из моей детской жизни. Мне было лет шесть-семь. Мы жили в крохотном поселке в Казахстане. Туда не ездят поезда, и трасса проходит очень далеко от нас. Мы навсегда потеряны в степи, среди молчания и пыли. Ояр был родом из Прибалтики. Из тех репрессированных прибалтов, которых ссылали к нам после войны. Наверное, эстонец или литовец. Не знаю. Не важно.

      Срок прошел, а он так и не почувствовал, что освобожден. Так и остался. Нет, не прижился, просто вахту не мог оставить. Следил за бараками, в которых был лагерь, за кладбищем. А там – никаких имен, только цифры и буквы какие-то. Ничего больше. Он прокладывал дорожки, сажал цветы. Молился на каком-то своем языке. Не пускал нас, малышей, играть среди могил.

      Мы, дети, дразнили его. А моя бабушка первый и единственный раз в жизни пригрозила, что накажет, если я буду со всеми кричать «Больной Ояр! Чокнутый!».

      Ояр часто бывал у нас дома. Бабушка лечила его травами, говорила, что у него легкие сгнили от горя.

      Она застывала перед ним с ладонями, полными птичьих перьев, и шептала: а теперь дуй, дыши, а сейчас повтори за мной шепотом. Давай попробуй, спой. Ояр пел непонятные нам песни, и перышки – совиные, фазаньи и другие – летали в воздухе.

      Бабушка смотрела на него и молчала.

      Нет, не любовь. Нет, не дружба. Нет.

      Только нежная грусть в самом центре груди, тихая печаль, и вдруг такое притяжение, от которого так прохладно и горячо внутри. На краю жизни, на исходе ее.

      Ояр показывал мне фотографию, я помню ее отчетливо – маленький мальчик с огромной рыбой, вокруг сосны. Меня еще удивило, как много деревьев… у нас такого и быть не может.

      Я не знаю, наверное, это был его сын или брат, племянник? А может, он сам?

      Мальчик поймал огромную рыбу, мальчик счастлив.

      Сияет рыба на солнце.

      А еще Ояр делал пуговицы из стекла и костей разных животных. Как-то из куриных косточек вырезал мне ожерелье. Тоненькое, белое. Пуговицы были невероятные, с узорами и орнаментами, с удивительными фигурками. У меня были такие на платье – крохотная лодочка, а внутри птица. Или еще – девочка со змеей в руках.

      Ояр денег не брал, просто так дарил.

      Он еще глаза делал. Для игрушек. Игрушки шил сам, собирал тряпье по дворам и шил – зайцев, тигров, медведей. И рыб, какие только в его краях водятся. И глаза пришивал.

      А однажды мы с ребятами стали водой заливать норки сусликов, а когда зверьки всплывали, повязывали им на шею веревку и водили потом как собачку на поводке. Просто