Вокруг державного престола. Батюшка царь. Валерия Евгеньевна Карих

пока не стемнеет как можно дальше.

      Несколько раз он оступался и подворачивал одну и ту же ногу. И теперь боль пронизывала его при каждом неловком шаге. Чувствуя наваливающуюся усталость и приходя в отчаяние, он ругал себя за свою неуклюжесть.

      Стемнело. Наткнувшись на уютную полянку посреди березняка, он насобирал охапку сухих веток и мха, достал кресало и развел в яме костер. Почистил собранные дорогой грибы. Пока в котелке варился суп, тупо смотрел на огонь, ни о чем не думая. Поев, помолился, затушил костер и почти сразу же провалился в сон.

      Проснулся на рассвете от моросящего дождя, падающего ему на лицо. Ветер усилился и поменял направление. Похолодало. Вокруг все было серым: и дождливое небо, и густой лесной туман. Над ним качались верхушки деревьев.

      Грязный и мокрый, он поднялся. Тело ломило при каждом движении. Хотя он спал долго и крепко, но чувствовал себя обессиленным и разбитым. Хотелось упасть на землю и навсегда забыться. Он даже заплакал от своей беспомощности и одиночества. Ему было жалко себя, жалко без следа и бессмысленно погибнуть от голода или напавшего на него медведя. Он был уверен, что встреча с хозяином леса неминуема. И что только счастливая случайность не привела голодного зверя к нему на тропу. Поплакав немного, он успокоился, встал и снова побрел.

      В тот же день Никон угодил в болото. Смертельный ужас и безысходность охватили его, когда он почувствовал под ногами безжалостно засасывающую его зыбучую трясину. Однако инстинкт самосохранения автоматически заставил его обессиленное уже тело цепляться за жизнь. Дотянувшись, он ухватился за крепкую гибкую ветку ивы и с матерной бранью и руганью выбрался на твердую землю. Он долго лежал, уткнувшись лицом в мох и дыша запревшей травой и землей. Зубы его выбивали неровную дробь, и он безотчетно продолжал цепляться за траву, землю и мох, не в силах разжать сведенные нервной судорогой пальцы.

      Успокоившись, он поднялся и присел на поваленную и старую березу. Пригревшись на пробивавшемся сквозь листву солнышке, закрыл глаза и, сидя, уснул. Очнулся, повалившись на землю. А когда поднялся и отряхнулся, сразу понял, что не один. Он настороженно огляделся. Но вокруг все было тихо: ни одно деревце, ни один куст не пошевелились. Где-то звонко чивикали и откликались лесные птицы.

      Но страх не проходил. Это было почти неуловимое и подсознательное ощущение близкой опасности. Затаившись, он сидел неподвижно. И вдруг услышал, как захрустели ветки. Из-за елей взмыла испуганная птица.

      «Волки!» – пронзила мысль. Никон вскочил на ноги, лихорадочно сломал молоденькую ольху и сделал острую рогатину.

      Медленно и осторожно ступая, сделал два шага вперед и тотчас остановился, заметив стоящих сбоку от себя среди зарослей невысокого ивняка двух худых и приземистых собак с торчащими кверху острыми ушами и обвисшими хвостами. Это и впрямь оказались волки, которые внимательно глядели на него и чего-то настороженно выжидали.

      Ноги не удержали его, и он испуганно