Вокруг державного престола. Батюшка царь. Валерия Евгеньевна Карих

игл впились в обмороженные руки Никона. От страшной пронзительной боли он громко вскрикнул. Любое прикосновение к ногам и рукам было болезненным и нестерпимым.

      – Потерпи маленько… – как ребенку ласково шептал, склонившись над ним, Елеазар, осторожно привязывая к обмороженным ногам, а потом и к рукам тряпку с разрезанными половинками печеного лука. – Потерпи, милый человек. А Господь – он всё слышит… он и спасет. И мы не оставим тебя. Денно и нощно молимся о твоем здравии. А ты только потерпи немного, голубчик.

      Никон вновь потерял сознание. Когда очнулся, Елеазара уже не было. А в изножье у него сидел умерший недавно старец Даниил и с ласковой грустью смотрел на него.

      – Чего тебе нужно, Даниил? – сипло спросил его Никон, чувствуя, как зашевелились волосы на голове. «Это смерть пришла…» – подумал с испугом.

      – Открой, кто совершил над тобой сие злодеяние? – голосом Федьки Булгакова прошамкал беззубый старец.

      Никон, охая, приподнялся на локтях, вгляделся в лицо… Боже милосердный! Так и есть: перед ним, оскалившись в наглой и радостной ухмылке, сидел его обидчик – Федька Булгаков.

      – Уйди прочь, проклятое отродье! – Выкрикнул Никон и строго погрозил Булгакову красным опухшим пальцем. – Не подомнешь меня под себя. Я сам тебя достану и сам подомну! Мой будет верх! – добавил он торжествующе и обессиленный рухнул на лежанку.

      – Господи! – взмолился он, спустя несколько мгновений, жалобно озираясь вокруг. – Прошу тебя, Господи! Смилуйся надо мной, рабом своим. Не отнимай мою жизнь. Дай ещё пожить и свершить все, что задумано. Уж я-то тебе, Господи, воздам сторицей за милость твою! Жить хочу… – с тоской добавил он и тихо заплакал.

      Выздоравливал он медленно и тяжело. Пока болел, Никодим снова стал келарем. Вместе с остальными братьями он иногда приходил навестить Никона. Но близко не подходил, прятался за спины и отводил виноватые глаза. Никон понимал, что тот стыдится содеянного.

      Оправившись после болезни, Никон ещё долго хромал. На ногах оставались вздутые красноватые пятна – следы от обморожения, которые он тщательно лечил разными мазями из высушенных трав собственного приготовления.

      Наступила ранняя весна. И подчиняясь её стремительному жизнеутверждающему натиску, на море со скрежетом, грохоча, вскрылся лед. Бушующая вода стремительно уносила большие и малые льдины. Под лучами вешнего солнца водная гладь приобретала удивительную окраску: становилась то ярко-синей, то белой и блистающей под лучами солнца… Вешние воды, радостно вырвавшись из ледяного плена, пробуждали к новой жизни молодые побеги. После первой апрельской грозы на березах полопались почки и повисли нежно-желтые кудрявые сережки, на рябинках и ольхе появились свежие листочки, а папоротники развернули кудрявые головки. На лугах и уютных полянках зазеленела первая травка. Над проклюнувшимися одуванчиками летали бабочки и шмели. Теплый и вольный ветер хорошенько просушил продрогшую землю, наполнив