Застольные беседы с Аланом Ансеном. Уистен Оден

Читать онлайн.
Название Застольные беседы с Аланом Ансеном
Автор произведения Уистен Оден
Жанр Зарубежная публицистика
Серия
Издательство Зарубежная публицистика
Год выпуска 1990
isbn 978-5-98695-068-6



Скачать книгу

хотя одно время находился почти на грани. Мое путешествие в Испанию{81} открыло мне глаза, но не только в этом дело. Почти все русские, которые вернулись в Россию после эмиграции, либо погибли, либо живут в чудовищных условиях. А эти жуткие золотые рудники? Они разделались с Мирским{82} во время чисток 37-го. Говорят, Икс попрошайничает на улицах, спит под мостом. А Игрека выгнали с работы, и он лишился жилья, потому что квартира была служебной. Мне говорили, что они очень достойные люди, и я даже посылал туда что-то для них. Ох уж эта жуткая русская Romanitas!{83}

      Я слышал шутку – двое русских показывают на застрявшую между оконными створками пчелу и говорят: «Это Сталин, трудовая пчела». А пакт Риббентропа – Молотова в 1939-м… Понятно, что тогда русским было из-за чего опасаться Англии и Франции, но то, что они сделали, все равно непростительно. Да, и еще рабский труд – это никуда не годится.

      Вы знаете, я не переношу все «французское»{84}. Бодлер был абсолютно прав, когда говорил о «l’esprit de Voltaire»[18]. Конечно, Вольтер и другие сыграли свою историческую роль, но как они вульгарны!{85} Франция больше остальных стран похожа на Рим. Нет, не на Ватикан, а на Римскую империю. Я бы еще смирился с Византией, но Рим… Католики и протестанты плюнули на идею мирового господства, потому что осознали, что им это даром не пройдет. А русские думают, что это возможно – особенно теперь, после войны. Николай Набоков говорит, что войны не будет, если в ближайшее время умрет Сталин. Не то чтобы другие были лучше, просто внутри страны произойдет такое смущение умов, что будет не до войны. В атомной войне Соединенные Штаты оказались бы слабее Советского Союза. В Штатах промышленные предприятия расположены довольно скученно. Конечно, первой целью будут не заводы, а вражеские атомные бомбы. Шпионаж будет процветать. Войну можно выиграть за две недели. Если у тебя есть бомбы, у тебя развязаны руки. Конечно, тут тоже варваров хватает, как и в России. Полковник Мак-Кормик{86} и редактор «Правды» совершенно взаимозаменяемы.

      Сначала надо было полностью раздавить Гитлера. Это первым делом. Но потом на полную катушку надо было помогать своим врагам. Англичане поняли это. Конечно, тогда об этом никто не задумывался, но в речах Гитлера немало комичного, особенно в его обращении к высшему составу вермахта. Недавно опубликовали материалы о его последних днях в берлинском бункере{87}. Он строил планы на тысячу лет вперед, разглагольствовал, когда всем уже было ясно, что это конец. Это действительно комично.

      Союзники совершили ошибку, не поддержав заговорщиков 20 июля. Они же были элитой. Они не разделяли мнения, что все друг друга стоят. Эти офицеры считали, что они лучше других, поэтому на них лежит больше



<p>81</p>

В составе санитарных бригад Оден участвовал в войне в Испании на стороне республиканцев. Об этом см. его знаменитое стихотворение «Spain».

<p>82</p>

Д. С. Мирский (литературный псевдоним князя Дмитрия Петровича Святополк-Мирского) – историк русской литературы, вернулся в СССР из эмиграции в начале 30-х, был арестован в 1937-м и умер в тюрьме в 1939 году. (М. Д.)

<p>83</p>

Ключевое для Одена понятие, восходящее к правовой системе Древнего Рима. Вот его определение этого понятия в эссе «На американской сцене» из «Руки красильщика», где Оден говорит о принципиальной разнице европейского и американского общества: «Фундаментальная предпосылка европейского romanitas, светского или церковного, заключается в том, что добродетель стоит выше свободы, т. е. важно прежде всего, чтобы человек думал и действовал правильно. Предпочтительно, конечно, чтобы человек поступал правильно сознательно – руководствуясь свободным выбором собственной воли. Но если этого не происходит, человека принуждают: чаще всего – интеллектуальным давлением со стороны системы образования и культурных традиций, реже – физической силой, ибо свобода поступать вразрез с нормой является не правом, а исключением. Фундаментальная предпосылка того, на чем, выражаясь фигурально, стоит Америка, заключается в обратном: в том, что свобода здесь выше добродетели, т. е. свобода неотделима от права на исключение из правила. Сама по себе свобода выбора не плоха и не хороша, она – необходимое условие существования человека, без которого ни добродетель, ни зло не имеют никакого значения. Конечно, выбор добродетели предпочтителен, но лучше самому выбрать зло, нежели получить добродетель по чужому выбору».

<p>84</p>

Читая все последующие пассажи Одена о французской культуре, следует помнить о его тотальной франкофобии и о том, что он всегда был ориентирован на северную культурную парадигму с ее героикой в духе исландских саг. Но неприязнь Одена ко всему французскому – это еще и неприязнь человека, который воспитан в системе социальной английской субординации, где все построено на владении манерами, на пресловутых английских manners. Поэтому культура, которая ориентирована на стиль, оставалась закрытой для Одена и не могла вызывать ничего, кроме раздражения. Манеры – это знаки, указывающие на содержание. Они должны соответствовать друг другу и отвечать друг за друга. В творчестве Одена манеры, знаки превращаются в художественные тропы – то есть в аллегории, столь им любимые. В то время как стиль – это бесконечное скольжение по поверхности, которое становится собственным содержанием. Поэтому с точки зрения культуры manners культура стиля – это прежде всего чудовищное несоответствие и – значит – ложь. А для культуры стиля считается нормальным, что Сартр ловил «на экзистенциализм» студенток, которых ему поставляла профессор Симона де Бовуар, цинично дефлорировал их в меблированных комнатах, а потом писал изысканные эссе о свободе и ответственности. Собственно, этот «подходец» и не переносил Оден, требовавший во всем – в плохом и хорошем – честности, то есть соответствия. Разница культур, естественно, зафиксирована и в языках. Вот исчерпывающее замечание самого Одена, записанное Робертом Крафтом на ужине у Стравинского 17 августа 1951 года: «Итальянский и английский – это языки, на которых говорят в Раю. Язык лягушатников – это язык Ада. Лягушатники были изгнаны из Рая за то, что раздражали Бога, обращаясь к нему cher maître».

<p>18</p>

Дух Вольтера (фр.).

<p>85</p>

В марте 39-го года Оден опубликовал в журнале «Нэйшн» рецензию на книги о Вольтере, написанные современными авторами. Рецензия была проникнута пиететом по отношению к Вольтеру, которого Оден аттестовал как подлинного героя демократии и ставил в один ряд с Сократом и Джефферсоном. «У демократии есть три главных врага, – писал он. – Это мистический пессимизм меланхолика, который убежден в том, что у человека нет свободы воли, это мистический оптимизм романтика, который убежден в том, что человек обладает абсолютной свободой воли, и это мистическая уверенность перфекциониста в том, что человек или группа людей обладают монополией на познание добра и высшей правды. Для Вольтера олицетворением таких убеждений были соответственно Паскаль, Руссо и католическая церковь».

<p>86</p>

Роберт Мак-Кормик, главный редактор «Чикаго трибюн», известный своей антикоммунистической публицистикой.

<p>87</p>

Книга Хью Трэвора-Роупера «Последний день Гитлера» вышла в феврале 1947 года.