Шепчущие никелевые идолы. Жестокие цинковые мелодии. Глен Кук

сосредоточенно.

      – Мне казалось, других своих подруг ты охотно пускаешь к себе на ночь, – заметила Белинда.

      – Хочешь знать правду?

      – Пожалуй, нет – судя по тому, как ты на меня смотришь.

      – Ни одна из моих подруг не внушает мне такого страха, как ты.

      Белинда продолжала гладить котенка, дуясь из-за услышанных слов, которые были ей не по нраву. Она перевела взгляд на мои руки:

      – Что это у тебя там такое? Что ты делаешь?

      – Я оставил его здесь, когда пошел к вам на вечеринку. Не знаю… я как-то расслабляюсь, когда верчу его.

      Белинда протянула ладонь. Я позволил ей взять камень.

      – Да, действительно…

      Дин просунул голову в дверь:

      – Вам еще что-то понадобится, прежде чем я пойду спать?

      Он притащил с собой собственного четвероногого хищника.

      – Как-то ничего не приходит на ум.

      Он хмуро посмотрел на Белинду, понял, что у него не получится сделать это убедительно, вздохнул и закрыл дверь.

      Синдж не озаботилась навестить нас. Это означало, что она дулась, но у нее не хватало решимости переносить свое дурное настроение на других.

      Допив чай, Белинда налила себе пива. Мы принялись играть с котятами и понемножку расслабились – проболтали далеко за полночь, как тинейджеры, хихикая над глупыми шутками. Я узнал, что у нее с самого детства никогда не было подруг. Их неоткуда было взять – все ее образцы для подражания были такого рода, каких культурные люди не приглашают на воскресные обеды.

      Мы выпили уйму пива.

25

      Синдж разбудила меня в совершенно несусветный час, явно подстрекаемая Дином, – сам он не решался встретиться лицом к лицу с прямыми свидетельствами, которые могли бы подтвердить или опровергнуть похотливые видения, копошившиеся во внутренней полости его твердой черной черепушки. Для него не играл роли тот факт, что его видения являлись именно видениями, и ничем другим. К тому времени, как мы добрались до кровати, ни Белинда, ни я не были достаточно трезвы ни для чего более энергичного, нежели сон.

      Синдж скроила кислую мину.

      – Что там еще? – заворчал я.

      Утренний свет, игравший на занавесках комнаты, прямо-таки вопил, что о полудне не могло быть и речи. Фактически, судя по всему, был еще рассвет – время, когда лишь бешеные собаки и полные психи вылезают на улицу в поисках раннего червячка.

      – Посыльный принес письмо от полковника Тупа.

      Из-под груды одеял выкарабкался котенок, потянулся, спрыгнул на пол и горделиво зашагал прочь из комнаты. Белинда промычала нечто нечленораздельное, но ясно говорившее: «Оставьте меня в покое!», и зарылась поглубже в одеяла.

      – Я должен расписаться за него или что?

      – Нет. Это просто письмо.

      «Тогда зачем будить меня сейчас?!»

      – Тогда зачем будить меня сейчас?

      – Я подумала, ты захочешь знать.

      – А-а, вот оно что!

      Уязвленная до глубины души, Синдж двинулась прочь. Меня это не заботило. До полудня нет места ни вежливости, ни состраданию.

      Мне