Мечтатели. Александр Егоров

размаху прыгнул на кровать. Пружины скрипнули. Один наушник вывалился из уха. И мне показалось, что я не расслышал слова, что она сказала мне после.

      Тихо чертыхаясь, я воткнул наушник на место.

      – Только не проси повторить, – сказала она. – У меня второй раз не получится.

      – Таня, – перебил я. – У нас все будет хорошо. Я тебе обещаю.

      В три часа ночи так легко стать добрым волшебником. Наутро наши обещания сбрасываются в ноль. Но в ту секунду я и сам верил, что я всемогущий. Может быть, потому что мне в первый раз признались в любви, хотя я слушал вполнаушника и до сих пор не уверен, что это не приснилось.

* * *

      За окном башни часы пробили восемь.

      Принцесса Хлоя села на постели. Что за напасть: она никак не могла запомнить сон, который ей снился уже не впервые.

      Кто-то звал ее неведомо куда, звал и очень огорчался, что она не идет. Вероятно, это был прекрасный принц на белом коне, наследник далекого королевства. Хотя, если судить по голосу – просто мальчишка, не старше Дафниса. Но не мог же ей сниться глупыш Дафнис?

      Увы, рассмотреть зовущего никак не получалось.

      Кажется, он протягивал ей руку, чтобы посадить впереди себя на лошадь. Но тут – во сне – принцесса вспоминала, что ничего не видит. И промахивалась. Топот копыт затихал вдали, не слышен был и голос.

      Ее сердце готово было выскочить из груди. Она даже не услышала, как вошла мать.

      – Что с тобой, моя милая? – спросила королева.

      Дочка не ответила. Окунула руки в медную миску с водой. Смыла слезы. Соскочила с широкой своей кровати и подбежала к окну.

      – Не ходи босиком, – запоздало окликнула мать.

      Принцесса и не думала слушаться. Напротив, дернула вверх тугую оконную раму. В спальню ворвался ветер.

      – Как чудесно пахнет цветами, – сказала Хлоя. – Скажи, мама, там тепло? Там солнце? Лужи уже высохли?

      – Это всего лишь весна, – сказала королева. – Самая обыкновенная весна. В саду зацвели яблони. Немедленно вернись и надень туфли.

      Дочка отступила от окна на пару шагов и вдруг одним движением сбросила ночную сорочку. И как ни в чем не бывало пропела:

      – Скажи-ка, мама… правда же я красивая?

      Королева испытала острое желание подобрать рубашку с полу, свернуть ее жгутом и хорошенько отстегать принцессу. Будь дочка зрячей, именно так она и поступила бы. А так, пожалуй, и рука не поднимется. «Грешно сердиться на бедняжку», – подумала мать. Но вслух сказала строго:

      – Прочь от окна. Схватишь простуду или грудную жабу.

      – Ты не ответила.

      – Чтобы тебя назвали красивой, вовсе не обязательно показывать целому миру то, что ты сейчас показываешь.

      Хлоя игриво прикрылась руками:

      – Пусть целый мир подождет.

      Мать усмехнулась. Подошла к принцессе, сунула ей в руки платье.

      – Я уже говорила, в остроумии тебе не откажешь. Но ум и остроумие – не одно и то же. Самые смешные шутки мне приходилось слышать от нищих комедиантов на рыночной площади. А кое-кто дошучивался и до порки на конюшне.

      – Мама,