Живой Есенин. Антология

ну нахлыстывать своего буцефала. А тот, не будь дурак, – стриканул карьером. У кафе «Лира», что на углу Гнездниковского, в рыжем кожухе подремывал сторож. Смотрю – шмыг он в переулочек и – будьте здоровы.

      Ни живой души. Ни бездомного пса. Ни тусклого фонаря.

      Спрашиваю:

      – По какому, товарищи, праву вы требуете у меня документ? Ваш мандат?

      – Мандат?..

      И парень в студенческой фуражке с лицом бледным и помятым, как невзбитая после ночи подушка, помахал перед моим носом пистолетиной:

      – Вот вам, гражданин, и мандат!

      – Так, может быть, не удостоверение личности, а пальто!

      – Слава тебе, господи… догадался…

      И, слегка помогая разоблачаться, парень с помятой физиономией стал сзади меня, как швейцар в хорошей гостинице.

      Я пробовал шутить. Но было не очень весело. Пальто только что сшил. Хороший фасон и добротный английский драп.

      Помятая физиономия смотрела на меня меланхолически.

      И когда с полной безнадежностью я уже вылезал из рукавов, на выручку мне пришла та самая, не имеющая пределов, любовь россиян к искусству.

      Один из теплой компании, пристально вглядевшись в мое лицо, спросил:

      – А как, гражданин, будет ваша фамилия?

      – Мариенгоф…

      – Анатолий Мариенгоф?..

      Приятно пораженный обширностью своей славы, я повторил с гордостью:

      – Анатолий Мариенгоф!

      – Автор «Магдалины»?

      В этот счастливый и волшебнейший момент моей жизни я не только готов был отдать им делосовское пальто, но и добровольно приложить брюки, лаковые ботинки, шелковые носки и носовой платок.

      Пусть дождь! Пусть не совсем принято возвращаться домой в подштанниках! Пусть нарушено равновесие нашего бюджета! Пусть! Тысяча раз пусть! – но зато какая лакомая и обильная жратва для честолюбия – этого прожорливого Фальстафа, которого мы носим в своей душе!

      Должен ли я говорить, что ночные знакомцы не тронули моего пальто, что главарь, обнаруживший во мне «Мариенгофа», рассыпался в извинениях, что они любезно проводили меня до дому, что, прощаясь, я крепко жал им руки и приглашал в «Стойло Пегаса» послушать мои новые вещи.

      А спустя два дня еще одно подтверждение тонкости расейских натур.

      Есенин зашел к сапожнику. Надо было положить новые подметки и каблуки.

      Сапожник сказал божескую цену. Есенин, не торгуясь, оставляет адрес, куда доставить: «Богословский, 3, 46 – Есенину».

      Сапожник всплескивает руками:

      – Есенину!

      И в восторженном порыве сбавляет цену наполовину.

      А вот из истории – правда, ситуация несколько иная, но тоже весьма примечательная.

      1917 год. В Гатчине генерал Краснов, командующий войсками Керенского, заключает бесславное для себя соглашение с большевистскими отрядами.

      Входят: адъютант Керенского и Лев Давидович Троцкий. Вслед за ними казачонок с винтовкой. Казачонок уцепился за рукав Троцкого и не выпускает его.

      Троцкий обращается к Краснову:

      – Генерал, прикажите казаку отстать от нас.

      Краснов