Глагол прошедшего времени. Борис Полушкин

Сашку, словно оценивая, и резко выбросил вперёд палку

      – Юде.

      Постоял немного, убрал палку и, сложив пальцы пистолетиком, снова ткнул в его сторону

      – Юде.

      Как из-под земли появились автоматчики и выдернули Сашку из строя. До него с трудом дошло произошедшее.

      – Какого черта! Русский я, русский!

      Но офицер уже шагал дальше. Сашку почти волоком протащили через площадь и втолкнули к гражданским, наградив напоследок увесистым пинком под зад. Он по инерции пробежал шага три и упал на четвереньки, но тут же вскочил и, сжав кулаки, бросился к обидчикам. На плечах у него повис высокий худой старик, он отбросил его как куль с мякиной и упёрся грудью в ствол винтовки. Здоровенный рыжий немец в мышиной форме с закатанными рукавами, насмешливо смотрел на него сверху вниз. Сашка постоял немного и, развернувшись, пошёл назад. Вслед раздался издевательский хохот.

      – Смейтесь, гады! Доберусь я до вас.

      Старик, задержавший его, поднялся и отряхивал от пыли штаны и пиджак. Сашка чуть тронул его за плечо.

      – Прости, отец.

      Он никогда не относился к евреям враждебно, но сейчас бесился от несправедливости и унижения.

      Чуть успокоившись, Сашка осмотрелся. Такого оборота он не ожидал. Пока есть силы надо бежать, иначе покалечат или вовсе пристрелят. Он вспомнил бесцветные глаза рыжего. Такому человека убить, раз плюнуть.

      Среди гражданских он заметил несколько человек в форме и ободрился. "Одна голова хорошо, а две – банда"– вспомнил он поговорку своего приятеля. На большом фибровом чемодане, вытянув ногу, сидел командир в зелёной фуражке пограничника и с одной "шпалой" в петлице.

      – Товарищ капитан!

      Сашка привычно вскинул руку к виску. Пограничник поднял серое от пыли и усталости лицо.

      – Не козыряй, к пустой голове руку не прикладывают. Что тебе боец?

      Говорил он с трудом. Штанина выше колена была разорвана и запачкана засохшей кровью. Через дыру виднелась чёрная рана. Подошел вездесущий старик и отодвинул Сашку в сторону. Он поковырял рану пальцем и что-то крикнул на незнакомом языке. Подбежала молодая женщина с пузатым жёлтым саквояжем. Старик стал извлекать из него крючки, пинцеты, пузырьки и баночки. Сашка, не любивший медицинских процедур, отвернулся.

      Жара спала, но солнце ещё высоко висело над лесом. Часа два до заката. Сколько за это время произойдёт? Хотелось пить. Он подобрал с земли камушек, обдул и положил в рот. Старый способ заглушить жажду. Площадь между тем ожила. Затарахтели мотоциклы, немцы засуетились, забегали, раздавая удары прикладами налево и направо, стали строить колонны. К ним тоже подтянулись человек десять фашистов с собаками. Заплакали дети. Капитан, чуть покачиваясь, стоял на одной ноге. Сашка, не задумываясь, подставил ему плечо.

      – Куда нас, товарищ капитан? Вечер скоро.

      – Далеко не погонят. Рядом успокоят.

      На Сашку словно кипятком плеснули.

      – А дети? Детей куда?

      – Дети тоже евреи.

      – Какие дети евреи?