Отель «Синяя Птица». Федот Атрепьев

по пальцам не можете или не хотите.

      – Это прозвучит банально, мы же не в первом классе. Нет желания что-либо доказывать и даже рассуждать, – строго заявил Иван. – Я устал с дороги. Мысли только об отдыхе. Да и обстановка не располагает.

      Пауза повисла в воздухе. Иван снова услышал шум волн, затихших во время короткого диалога.

      – У меня есть ром, хотите, угощу? – неожиданно предложил Серов.

      Иван приподнялся на локтях и посмотрел на художника, не стоило и дальше игнорировать собеседника и, чтобы ни обидеть его, вопреки своим желаниям Иван согласился.

      – Не откажусь!

      Серов положил кисть на подставку, наклонился к сумке и медленно явил свету большого размера сосуд. Ивану сначала даже показалось, что это доисторический термос, но, когда художник подошел ближе, взору Ивана предстала огромная военная фляжка.

      – Все думают, что это фляжка, – игриво сказал Серов, как говорят люди, заранее приготовившие шутку или каламбур.

      – Ну и что же это? – подыгрывая, спросил Иван.

      Серов, довольно глупо улыбаясь, достал из пустоты два серебряных стакана, эдак грамм по сто, и, раскачиваясь в невидимом танце, налил в них вкусную коричневую жидкость.

      – А я говорю, это прекрасный кубинский ром! – каждое слово было отчеканено и уже не раз повторялось в жизни художника.

      – Очень смешно, – пытаясь скрыть иронию, пролепетал Иван.

      Стакан перекочевал из рук Серова к Ивану. Аромат рома наполнил ноздри Ивана, как только он поднес чашу ко рту. Перед питьем Иван вдохнул запах Кубы, этот сладкий вкус свободы и хорошего настроения, вечного солнца и девичьего смеха.

      – Он прямо из бочки. Никаких бутылок, магазинов и прочего никчемного посредничества.

      – И как же это сокровище оказалось здесь?

      – Я недавно был там, на Кубе, у своего милого друга, как вы догадываетесь, тоже художника, Дона Сервантеса, и он меня осчастливил этим чудом.

      Иван сделал глоток рома или глоток рома сделал Ивана, радостная волна тепла пробежала с головы до ног и обратно. Ром действительно был хорош.

      – У меня есть традиция пития, хотите, расскажу?

      – Извольте.

      – Сначала я делаю глоток, чтобы только слегка смочить губы, кончик языка и от него небо, беру паузу, второй глоток больше первого, он должен достать корень языка и достигнуть носоглотки, и лишь третий, как говорится, промочит горло, – закончив инструктаж, Серов принялся его демонстрировать.

      Все протекало очень театрально, как и следовало свободному художнику, с качанием головы, закатыванием глаз, стонами и причмокиванием.

      – А Вы здесь один? – спросил Иван.

      – Нет, я с подругой… женой, – запинаясь, ответил Серов.

      – Не определились?

      – Все так сложно и в тоже время просто, – художник задумался, но лишь для приличия, будто мысль, что он собирался изложить, родилась только что, так сказать экспромтом, – все женщины делятся на тех, кто любит рожать, и тех, кто любит заниматься предшествующей деятельностью, прямо ведущей