Снег на кедрах. Дэвид Гатерсон

по-вашему, такое возможно?

      – Да, возможно. Если только он двигался с достаточной скоростью по направлению к этому планширу. Хотя с трудом представляю себе такое.

      – А роульс? Или киповая планка на корме? Они тоже плоские и узкие?

      – Да, именно, достаточно плоские. Они…

      – Мог он удариться о них головой? Возможно ли предположить такое?

      – Конечно, возможно, – согласился Гораций. – Да любое…

      – Позвольте спросить кое-что еще, – прервал его Нельс. – Может ли коронер определить, когда возникла такая рана – до смерти или после? Возвращаясь к вашему примеру… можно ли отравить сторожа, убедиться в его смерти и ударить бездыханное тело ломом по голове, оставив точь-в-точь такую же рану, как если бы никакого отравления не было?

      – Вы имеете в виду рану Карла Хайнэ?

      – Да. Меня интересует, располагаете ли вы какими-нибудь сведениями на этот счет. Получил ли он сначала удар и затем только умер? Или же рана на его голове появилась уже после смерти? То есть он получил ее или, правильнее сказать, его тело получило ее после того, как Карл Хайнэ утонул. Может, он ударился головой, пока его тащили шериф с помощником?

      Гораций задумался. Снял очки, потер лоб, затем снова надел, зацепив дужки за ушами, и скрестил руки на груди.

      – Не знаю, Нельс, – ответил он. – Чего не знаю, того не знаю.

      – То есть вы не можете определить, была ли рана нанесена живому человеку или мертвому? Правильно ли я вас понял, Гораций?

      – Да, именно так.

      – Но причина смерти в том, что Карл Хайнэ утонул. И в этом нет никаких сомнений, так? Я правильно понял?

      – Да.

      – Значит, Карл Хайнэ умер не от черепной травмы, так?

      – Так. Но…

      – Вопросов больше нет, – объявил Нельс. – Благодарю вас, Гораций, у меня все.

      Арт, сидевший на галерее, испытывал какое-то особенное удовлетворение, глядя на мучения Горация. Он запомнил это оскорбление – Шерлок Холмс. Помнил также, как вышел из кабинета Горация и помедлил в нерешительности, прежде чем направиться вверх по Мельничному ручью к жене погибшего рыбака.

      Арт облокотился о крыло машины Абеля, разглядывая руку, поцарапанную утром о пиллерс на судне Карла Хайнэ. Затем стал искать жвачку – сначала в карманах рубашки, потом, слегка раздосадованный, в брюках. Осталось всего две подушечки; восемь он уже сжевал. Арт бросил одну в рот, оставив последнюю, и сел за руль пикапа. Его собственная машина осталась возле доков; он бросил ее там, когда ходил в порт за катером. За рулем пикапа Абеля он чувствовал себя полным дураком – уж очень парень расстарался над своей машиной. Высокий «додж» был выкрашен в малиновый цвет в замысловатых полосах, а прямо за блестящим кузовом тянулись декоративные насадки. Словом, это была игрушка старшеклассника. На материке, в городах вроде Эверетта или Беллингема, парни гоняют на таких после футбола или по субботам поздно вечером. Арт подумал, что в старших классах Абель был парнем неугомонным, но потом