Пьяная Россия. Том третий. Элеонора Кременская

поту, потирая горло. С соседних коек, охая и кашляя, поднялись остальные.

      – Ребята, ну и сон мне сейчас приснился, – жалобно простонал Сашок и принялся рассказывать сон Шабашкина.

      Остальные возмущенно зашумели, им приснилось тоже самое. Шабашкин дико смотрел на друзей, не в состоянии постигнуть общего сновидения.

      – Такого не бывает, – твердил он, подходя к окну и прижимаясь пылающим лбом к холодному стеклу.

      За окном светили фонари и возле сторожевого домика виднелась высокая фигура отца Афанасия, несущего ночной дозор.

      В комнату, к строителям заглянул отец Петр.

      – Что тут у вас происходит? – строгим тоном, спросил он.

      Строители делили крышу над головой с иеромонахами и занимали небольшой домик, где в трех маленьких комнатках ночевали монахи, а в одной большой, бывшей для монахов библиотекой, временно разместились мастеровые.

      Мужики, наперебой, рассказали.

      – Это дьяволы вас испытывают, – тут же, со знанием дела, произнес отец Петр, – молиться надо!

      Мужики сгрудились вокруг монаха. Покорно повторили, слово в слово: «Да воскреснет бог!»

      – А теперь спать ложитесь! – велел отец Петр.

      Мужики послушно легли.

      Монах удалился, оставив двери открытыми, но вскоре вернувшись с ладанкой, шустро принялся окуривать комнату, тихо напевая псалмы. Под монотонное пение, убаюканный запахом сладкого дыма, Шабашкин заснул, как в обморок провалился. И очнулся утром, потревоженный другим монахом, отцом Павлом.

      – Вставайте, ребятушки, на монастырскую службу пора!

      Никто ему не возразил. Сонные и угрюмые, мужики, молча, потянулись через двор к освещенному храму, где уже, на коленях предстояли перед алтарем все насельницы монастыря, всего человек пятьдесят.

      Строителям указали место возле святых мощей некоего старца. О ночном происшествии все монахини знали, Шабашкин это по глазам видел, читал в устремленных на мужиков, задумчивых взглядах.

      Монастырскую службу вела мать Леонида. В черном облачении, красивая и неприступная, словно скала, она стояла на коленях перед огромной иконой архангела Гавриила, нарисованной на церковных вратах. Ее грудной, наполненный жизненной силой голос, взлетал к высокому сводчатому потолку храма. Настоятельнице во всем вторили присутствующие. Ленчик, потрясенный красотой хорового пения, плакал. Тарасыч, стоя на коленях, уткнулся лбом в узорчатый пол, да так и замер. Сашок глядел вверх, на летящих по небесному потолку ангелочков. Николай Угодников пел вместе с сестрами и его басовитый голос органично вплетался в стройное пение монахинь. Тут же и три монаха крестились, кланялись в сторону горделивого архангела.

      Шабашкин последним подошел под благословение матери Леониды. Взглянул ей в глаза и вздрогнул под пронзительным, почти ненавидящим взглядом, монахини. Настоятельница повелительно указала ему, как и другим мужикам, на притвор храма, где в полном облачении, уже ожидали три иеромонаха.

      Шабашкин пожал плечами,