Дневные поездки, ночные вылазки. I. Нулевой километр. II. Нерукотворные лестницы. Себастьян Родригез-Иньюригарро

Карл-Густав сдвинул широкие брови, якобы размышляя. – Двуручным мечом, значит, помахивая? Если бы дорогу спрашивали, я бы охотно подсказал. И за картой в карман не полез. Послал бы прямо…

      – Не надо подробностей, мы осознали, – перебил Андерсен, будто предполагал, что Ил не в курсе, куда может послать просителя с мечом квалифицированный биолог.

      – Приятно, когда тебя понимают, – сказал Карл-Густав без тени ехидства и, сочтя реплику подходящей для прощания на ходу, поспешил вперёд.

      Должно быть, кофейная лавка не была последним пунктом его паломничества, но оклик Андерсена не дал ветеринару-не-любителю уйти далеко:

      – Кстати, вы можете без запинки назвать имена своих родителей?

      Внезапный выпад не выбил Карла-Густава из колеи.

      – Как же, как же, – отозвался он, потирая ладони. – Насчёт батюшки имеются инсинуации, но мне по статусу не положено озвучивать недоказуемое. А по материнской линии…

      – Я весь внимание, – скрестил руки Андерсен.

      – Думаете, не назову? Коварно стремитесь уличить меня в отсутствии – как это говорится – корней и опоры…

      – Как зовут вашу матушку? – сощурился историк, не давая юмореске стать эпосом.

      – Эээволюция! – зычно гаркнул Карл-Густав. – Увидимся через час, смотрите, чтоб вас не потеряли: не будите лихо.

      И ходко двинулся вниз по улице: плотный, низкорослый, разбитной.

      – За что я ценю Карла-Густава, – протянул Андерсен вслед, – с ним можно препираться сутками, а можно дружить, обмениваясь горстью слов за десятилетие.

      7. Несметные луны. Запись поверх параграфа об основании Фогры. (Год издания учебника восстановлению не подлежит)

      Отражающие поверхности меняют природу света. Несметные луны – спутники бессчётных Земель – не синтезируют гелий из водорода, но полыхают в своей манере. Луч дневного прожектора, встреченный луной, неузнаваем: теперь он принадлежит ей.

      В иных плоскостях луны полощут Терру в личном сиянии. Или жёлтый карлик с естественным спутником – две стороны одной медали. Или красный гигант – не полный финиш, а яблоко в полнеба.

      В иных плоскостях соль не та же, что здесь, поэтому край, подобный Сайскому Полукружию, не найдёшь где попало.

      Я пишу «в иных плоскостях», а надо бы изъясняться объёмами.

      Я пишу «Сайское Полукружие». Устаревший топоним. П-р-о-в-о-к-а-ц-и-о-н-н-ы-й. Сай связан с эпохой постыдной и мрачной (или славной и к несчастью утраченной) – набор прилагательных зависит от того, какую половины Дюжины говорящий поддерживает, но меня это не касается.

      Сай – красивое слово. Свистящий звук и широкая гласная. Только и всего.

      История в исполнении Андерсена – не почва, на которой твёрдо стоишь, уходя в землю как гвоздь под ударами молота – по дюйму, по два, по три; не подшивка к судебному разбирательству; не чемодан с истлевшими артефактами и ручкой-канатом для перетягивания.

      История