Дневные поездки, ночные вылазки. I. Нулевой километр. II. Нерукотворные лестницы. Себастьян Родригез-Иньюригарро

не попал в интернат, я туда проснулся. Нет, если к стенке прижать, я, конечно, изобрету связку легенд разной степени фантастичности, и, прислушиваясь к тому, что несу, обнаружу, что в противоречащих друг другу версиях есть уловимая или неуловимая общность, которая лично мне покажется до неловкости похожей на правду. Но я в интернат проснулся.

      – То есть эти маленькие города, дневные поездки, наша жизнь как на острове – явь? – уточнил Андерсен.

      Ил оценил наводящий вопрос и ответил:

      – Искренне сомневаюсь.

      Историк прикрыл глаза, будто услышал то, на что рассчитывал. Подвёл черту:

      – Люди за стенами совершенно уверенны в том, что бодрствуют. Может быть, именно поэтому они выживают. А мы – ни шатко, ни валко – живём. Ещё одна веская причина для сокращения радиуса.

      – Где-то я уже слышал эти песни… – повторил Ил.

      – Полагаю, найти песню, которую ты ещё не слышал и не насвистывал, довольно трудно, – заметил Андерсен. – Но разве это повод замолчать, заткнуть уши, не писать поперёк линеек, мимо клеток, поверх печатного текста?

      Ил пружинисто оттолкнулся от рыхлого тротуара, и три гипотетических шага свелись к одному.

      6. Гроб господень и арматура

      У дверей магазина, в котором пахло пережаренным кофе – совсем как в Жемсе с поправкой на погодные условия – они столкнулись с Карлом-Густавом, преподавателем естественных наук, переименованным на том основании, что подлинной его страстью были дебри психоанализа. Предмета, целиком соответствующего сфере его интересов, в программе не было, и это отсутствие вызывало у Карла-Густава условно вежливое недоумение, даром что на вожделенную вакансию он со своими дипломами претендовать не мог.

      Диплома было четыре, и все с отличием. По настроению список квалификаций сопровождался длинными резолюциями и краткими присказками: биология («В целом живо, но с туалетным юмором перебор»), медицина («Я отличный ветеринар-не-любитель: болтливым заклеиваю ссадины под общим наркозом, но если пациент всего лишь кусается, могу потерпеть»), химия («Органическая и не очень»), физика («С упором на червяков в одержимых гравитацией яблоках»).

      «Позвольте этому типу вести факультатив по психоанализу, я сяду за парту и буду конспектировать», – вырвалось однажды у Андерсена.

      Имелись основания думать, что лет через сто оброненное в голову директора семечко даст первый двудольный росток.

      Вечернему столкновению Карл-Густав не удивился, только рыкнул раскатисто, одобрительно:

      – Что, хитрецы, тоже отлыниваете от культурной программы? Злостно не просвещаетесь? Ну и славно, чует моё сердце – опять пригодитесь.

      Последние слова были обращены к Андерсену, а произносились одновременно с вторжением на территорию молотых зёрен и торгово-рыночных отношений.

      – Закрывайте двери, отопление не бесплатное! – заголосило