Дневные поездки, ночные вылазки. I. Нулевой километр. II. Нерукотворные лестницы. Себастьян Родригез-Иньюригарро

И вся Фограва. И целый мир примерно таких же Фограв с другими названиями, некоторые из которых – отнюдь не экзотика для подопечных с послужным списком вроде твоего. Впрочем, мне не угодишь: я любую географию сочту не слишком оригинальной и критически неуютной, когда на мне – 97 блуждающих подростков, а я без дудки и демонического азарта. Предупреждая следующий вопрос – нет, я не планировал собрать здесь такое изысканное общество. Кажется, я провёл в интернате много лет, навскидку полтора века, прежде чем завелась Маб, а за ней другие. Полтора века: произнесу при воспитателях – они рухнут штабелями, а директор решит, что я изъясняюсь художественно. Сами не чуют, сколько длится их жизнь, которая сон.

      – Пароль «Кальдерон», – хихикнул Ил. – А Муз? Он бы рухнул или списал на метафору?

      – Муз, вопреки некоторым прогнозам, развивается внутри своей лихо закрученной раковины, и витки прирастают, как у всех подопечных, – серьёзно отозвался Андерсен. – Думаю, он уже понял, что преувеличение лишь тогда подлинно художественное, когда граница между тропом и сущей правдой просматривается, но не прощупывается.

      – Я не такой, – Ил подтянул колени к груди и весь уместился на табурете. – Я не развиваюсь и не наращиваю витки. Я не усваиваю нового. Ничему не учусь.

      – Неправда, – мягко возразил историк.

      – Тогда я учусь слишком медленно, – упёрся Ил. – И всё, за что берусь, делаю недостаточно хорошо.

      – Просто ни одно из твоих занятий не является главным, – спокойно ответил Андерсен. – Музыка, парфюмерия, спортивные извращения, даже эпос, который ты называешь дневником – всё инструменты, средства, не самоцель. Но лезвия становились бы тоньше, прицелы точней, да и арсенал богаче, позволяй ты себе не отвлекаться на раздачу долгов. Лемма продлевает освобождение каждые полгода и правильно поступает: ювелирное дело требует не только свободных рук. Не закатывай глаза, юная леди не виновата в том, что на её месте ты собирался обнаружить кого-то другого, и вкус с воображением у неё есть, просто они лежат не в тех областях, где ты как дома. Каури сначала отказался иметь дело с растениями, потому что про кухню и уборку было понятней, потом осознал, что кухня ему обрыдла и пылевые тряпки тоже. Теперь отдаёт долги интернату исключительно в крытом саду, причём в тёплую половину года, хотя нельзя сказать, чтобы у него имелось некое призвание, которым можно размахивать как флагом с личным гербом. Ты будто ждёшь подходящего момента, чтобы меня перебить; разве я где-то ошибся?

      Ил действительно готовился согласиться с Андерсоном по всем пунктам и опровергнуть базовый тезис, но хмурился не поэтому. Его отвлекло и сбило с толку имя Каури – он никак не мог сообразить, о ком идёт речь, и параллельно думал, что случись ему увидеть слово написанным, он бы поставил ударение на У, но собеседник акцентировал А, что увело от гадальных ракушек, зато хрустнуло звучно, фактурно, с перекатом. Почти зависть взяла, но её объект