Дневные поездки, ночные вылазки. I. Нулевой километр. II. Нерукотворные лестницы. Себастьян Родригез-Иньюригарро

и безбожно декоративным».

      Избалованным и бесполезным он чувствовал себя после: когда чистил ногти, убирал заусенцы и думал, что будь рабочие смены длинней, его отношение к физическим нагрузкам по расписанию оставляло бы желать лучшего.

      – Перчатками ты нынче брезгуешь? – однажды прорвало Андерсена.

      – Смешней всего то, что экипировка была… – протянул Ил, оценив ссадины на ладонях.

      – На руках или в карманах? – не забыл уточнить историк.

      – На руках…

      – Никогда я не был искренним поборником равенства, – пробормотал Андерсен шёпотом. – Что ж, пойдём сводить стигматы от лопаты.

      – Батата-стигматы… – закоротило Ила.

      Он был на планке 12, и в горле с утра застряла смешинка.

      Бальзамы и мази в аптечке Андерсена пахли ночными цветами, рисовой пудрой и подчас миндалём. Доминанта смещалась от млечной до маслянистой в зависимости от назначения смеси, аптечка то разрасталась до многоярусного стеллажа, то умещалась в четыре флакона. Ил объяснял колебания в объёмах не интенсивностью использования и не сезонной доступностью компонентов. Он был уверен, что алхимический сет Андерсена переживал те же возрастные скачки, что большинство подопечных. Время в интернате вообще текло не так, как в городах Полукружия, и потому не кончалось.

      Смутно помнился эпизод с болезненной сыпью, лекарство от которой пробило его на шутки о выжигающем заразу калёном железе. В остальном отношения с алхимическим сетом складывались прекрасно, что по ситуации воспринималось как обычное дело, умеренное везение или умопомрачительный дар судьбы.

      Кожа Илу досталась не столько проблемная, сколько обидчивая. Для алых пятен не требовался южный ветер, для багряного пунктира достаточно было задумчиво почесаться, шелушения всех мастей, по видимости, символизировали вселенскую засуху – что говорить о реакциях эпителия на выпуклые швы, жёсткую обувь и механическую работу. Скандальный характер компенсировался отходчивостью: аллергические вспышки под глазами и на предплечьях рассасывались за полдня, спасение от пубертатной перхоти, открытых ран и «прочих бесов» находилось в аптечке Андерсена.

      – Напоминаю на всякий случай, – вступил историк, закрепляя бинты. – Заявления о несовместимости работы с важными занятиями – не миф и не право, положенное всем, кроме тебя. Просить о паузах не зазорно. Зазорно то, что мы не можем делегировать быт специально обученным людям.

      – Не зазорно, – отозвался Ил эхом. – Потому что причина не в бюджете, которого нет, а в дефиците случайных людей, верней, в невозможности их постоянного присутствия на нашей территории. Деньги тут ничего бы не изменили.

      – Преувеличиваешь, – усмехнулся Андерсен не без сожаления. – Случайные есть, и двадцать-тридцать персонажей из Жемса не подорвали бы порядок вещей.

      Ил