Чакона. Часть I. Алексей Маняк

сдаёшься.

      – Нет, просто моя судьба, видимо, быть прорабом.

      – Это наша мама так говорит, а папа наоборот хотел, чтобы ты стал пианистом.

      – Пока что желание мамы берёт верх.

      – Ты видишь себя в жизни прорабом? – скривилась она, посмотрев на меня.

      – Во всяком случае у меня больше шансов им стать, нежели пианистом.

      – Тогда посмотри на себя в зеркало.

      – И что? – спросил я, посмотрев в него с кислой рожей.

      – Какой из тебя прораб, если у тебя лицо пианиста?

      – Возможно только лицо, всё остальное говорит обо мне, как о хорошем строителе.

      – Чушь! Ты просто не хочешь идти до конца.

      – И что ты предлагаешь, пойти к нему и сказать: «Здравствуйте, Артём Иосифович, возьмите меня, пожалуйста, к себе в класс. Я знаю, что слабо играю, но я Вам обещаю, что научусь»?

      – Неплохо, – вдумчиво покивала она головой – Как, ты сказал, его фамилия, Шварцман? – прищурилась она.

      – Да.

      – Так он, видимо, еврей? Почему бы тебе тогда не напомнить ему о том, что вы с ним духовные родственники? Это обычно помогает.

      – Потому, что духовные родственники так, как я не играют.

      – У тебя на это счет есть уважительная причина.

      – Какая?

      – У тебя был педагог славянских кровей.

      – Ага.

      – Что «ага»? Твоя Лебедь просто не хотела с тобой возиться, ты сам об этом прекрасно знаешь.

      – Это не поможет.

      – Ты не пробовал, поэтому не можешь так говорить. Притом есть весомая причина пойти и попроситься.

      – Какая?

      – Если он Свету к себе в класс не берёт, значит у него есть ещё одно свободное место в нагрузке.

      – И оно, ты хочешь сказать, предназначено для меня?

      – Никто не исключает того, что у Бога тоже есть юмор.

      – Это действительно смешно, – улыбнулся я.

      – Как знаешь, но учти: я бы на твоём месте так просто не сдалась, – заключила она, продолжив рисовать.

      Я какое-то время сидел на диване и наблюдал за Алисой, прокручивая в голове её совет. Пытаясь даже представить эту ситуацию, всё моё сознание отвергало этот вариант. Наконец, выкинув всё из головы, я пошёл готовить себе обед и, дождавшись вечера, начал собираться на концерт Шварцмана. Одев белые штаны, голубую рубашку и повязав на шее красный галстук, я сел на стул в прихожей и стал зашнуровывать туфли.

      – Что, всё-таки решил внедрить в жизнь мой план? – спросила Алиса, встав у двери комнаты с чашкой чая.

      – С чего ты взяла?

      – Ну не знаю, ты так вырядился, будто решил идти к нему на собеседование.

      – Я так вырядился, потому что отец всегда говорил, что на спектаклях или концертах нужно выглядеть не хуже, чем сам артист или исполнитель на сцене.

      – И всё-таки я бы ещё раз подумала над моим предложением.

      – Это исключено, – отрезал я, – всё, я пошёл, скажи маме, я буду к восьми дома.

      – Хорошо, – ответила она и я вышел из квартиры.

      К филармонии