Мурзук (сборник). Виталий Бианки

бросилась студенту в голову. И так же внезапно отхлынула, когда он взглянул на девушку.

      Он заметил только ее улыбку, презрительную и жесткую.

      «Она думает, что я трус», – подумал студент. И он громко сказал:

      – Но этого лося я убью. Завтра еду.

      Кто-то сострил:

      – Насморка, гляди, не получи. Пожалуй, ночевать-то в лесу придется!

      Кто-то крикнул:

      – Выпьем за нашего Тартарена из Тараскона!

      Зазвенели стаканы; хозяин кинулся к роялю и забарабанил марш.

      Но студент сдержал себя и не стал вступать в пререкания с товарищами. Презрительно пожав плечами, он отошел в сторону и, как только разговор перескочил на другое, незаметно скользнул в прихожую.

      По дороге он вспоминал то ироническую улыбку, то добрые глаза своей новой знакомой. Грусть ясных ее глаз никак у него не мирилась со злой насмешкой и строго сдвинутыми золотистыми бровями.

      Он злился на себя, на весь мир и бормотал, сжимая кулаки:

      – Уж смеяться-то над собой я никому не позволю!

* * *

      И вот он в лесу. Он десять дней выслеживает, караулит, скрадывает, у него действительно сильный насморк, потому что он два раза уже промочил ноги. Но он еще не сделал ни одного выстрела по лосю.

      А сейчас проклятый зверь убил еще двух собак, за которых охотнику придется теперь платить Ларивону: только одна из собак – та, что уцелела, – была его собственная.

      Убить зверя оказалось делом неожиданно трудным. Одинец решительно не желал встречаться с охотником и не принимал боя.

      Теперь одна надежда оставалась у охотника: найти лежку и около нее подкараулить осторожного зверя. Но где оно, это таинственное убежище зверя?

      Охотник широко открыл глаза.

      Ну конечно: опять то же место! Именно здесь всегда исчезает Одинец.

      За этой чащей – большая гарь, за гарью – перелесок, за перелеском – там, где сейчас тявкает давно убежавшая собака, – непроходимое болото. Там обрываются следы.

      Охотник вскинул ружье на плечо и пошел вперед, огибая чащу.

      Он твердо решил немедленно разгадать тайну исчезновения Одинца.

      Глава четвертая

      Рогдай

      Горелое место густо поросло дикой травой и лиственным молодняком. Было уже седьмое сентября, и зелень по-осеннему никла к земле[2].

      Ноги охотника путались в цепких травах, но он шел напрямик через гарь – прямо на голос тявкающей все на одном месте собаки.

      Несмотря на пышную растительность, гарь казалась безжизненной, птиц совсем не было слышно. Из высокой травы мертвыми головешками торчали черные обгорелые пни.

      Один из них – прямо впереди – привлек внимание охотника своей странной формой. Его закрывала листва низеньких березок и мешала разглядеть.

      «Что за чертовщина! – досадливо подумал охотник. – Мне положительно начинает казаться, что у него – глаз и он глядит на меня. В этой

2

По старому охотничьему закону охота на самцов лосей начиналась с 15 августа старого стиля, то есть с 28 августа нового стиля. – Примеч. авт.