Блистательные годы. Гран-Канария. Арчибальд Кронин

прохрипел Мердок, – перед нами сама великая личность. Прямиком от пробирок и нарядных белых халатов!

      Дункан с особым интересом посмотрел на него.

      – Вы должны быть в постели, – сухо сказал он. – У вас температура, наверное, под сотню[2], и у вас сильный цианоз.

      – Цианоз! – передразнил Мердок. – Это один из ваших новых научных терминов, благослови Господь мою душу! Я уже почти вылечился!

      – Пожалуйста, не надо. Вы делаете себе только хуже!

      – Может, и так, – пробормотал Мердок. – Но я выздоровлю и без твоей помощи, дорогой доктор. Я за тобой не посылал – это все Джин. И если ты посмеешь попробовать на мне хоть что-то из своих новомодных примочек, я встану с этого кресла и тогда берегись! – Он сделал паузу, затем добавил с насмешливой иронией: – Да, чуть не забыл – как поживает твоя любимая женщина?

      Дункан стиснул зубы:

      – С ней все в порядке.

      – Ты разочаровал меня, наглый юный щенок! – возопил Мердок. – Тебе должно быть стыдно за себя!

      – А вам за себя, старый упрямый дурак!

      Однако, поскольку эта сцена была не на пользу больному, Дункан сделал над собой огромное усилие, чтобы удержаться от дальнейшей перепалки.

      – Мне нужен список завтрашних вызовов, – сказал он категорично.

      – Джин отдаст тебе список, – прорычал Мердок.

      – Спасибо. – И Дункан направился к двери.

      – В Блейн-Ду есть больная женщина, – сказал Мердок. – Жена лесника Маккелви. Она, бедная, умирает от двусторонней пневмонии. Было бы чересчур в такую ночь просить так называемого ученого поехать взглянуть на нее. – Он отвел глаза. – Но мужчина бы поехал.

      – Где этот Блейн-Ду?

      – Всего каких-то пятнадцать миль в гору. Хэмиш знает этот особняк. – Мердок сделал паузу и медленно перевел взгляд на Дункана. – То есть ты поедешь?

      В ответ Дункан просто посмотрел на него.

      – Имей в виду, – без малейшего сочувствия прохрипел Мердок, – ничего хорошего ты не добьешься. Но, по крайней мере, это успокоит мужа. Не пытайся прибегать к альтернативным методам лечения у смертного одра. Или Маккелви захочет размозжить тебе голову на месте.

      – Я попробую то лечение, которое посчитаю нужным, – бросил Дункан через плечо. – И пошел к черту Маккелви – и вы вместе с ним!

      Он захлопнул дверь.

      Спустившись, Дункан зашел в полупустую домашнюю аптеку, довольно жалкую на вид – всего несколько пузырьков на деревянных полках, потускневшие медные весы. Там он взял саквояж Мердока – маленький, потертый, в пятнах, с пожелтевшими застежками – черная кожа так сильно пострадала от непогоды, что местами стала ржаво-коричневой. Внутри были аккуратно сложены простейшие лекарства, самые надежные и испытанные средства лечения – шприц для подкожных инъекций, стрихнин, морфий, пара старомодных акушерских щипцов, жгут, бинты, иглы – фактически этакий примитивный арсенал, который мог бы пригодиться Галену[3] или самому маэстро Гиппократу.

      Взяв саквояж Мердока и чувствуя, как почему-то защемило сердце,

2

100 градусов по шкале Фаренгейта соответствуют 37,8 °C.

3

 Гален – знаменитый древнеримский медик, хирург и философ.