Шоумен. Министерство мокрых дел. Владимир Васильевич Гриньков

ошибка, но теперь убедилась – перед ней тот самый человек, о котором я ей говорил. Она повернула голову и посмотрела на меня. Я пожал плечами, демонстрируя, что, мол, и сам ничего не понимаю.

      – Вы насчёт работы?

      – Д-да.

      – А к кому?

      – К П-п-поляковой. П-п-полякова – эт-т-то вы?

      – Я, – цепенея от ужаса, признала очевидное Настя.

      – З-з-значит, к-к-к вам.

      Молодость – великая сила. Ещё нервишки туда-сюда, да и давление не скачет. Только это Настю и спасло. Будь постарше да поболезненней – без таблеток бы ей не обойтись.

      – А с кем вы разговаривали о работе?

      – С д-д-дядей.

      – С каким дядей?

      – С Ле-леонидом С-сергеевичем.

      С Кондаковым, стало быть. Родственнички.

      – И что он вам сказал? – спросила Настя, опуская глаза.

      Хотела скрыть растерянность.

      – В-вакансия есть. В-в-в "Н-н-новостях".

      – И что?

      – И я см-м-могу там раб-ботать.

      – Кем?

      Ответ можно было прогнозировать заранее, поэтому голос Поляковой упал до шёпота, но верить в очевидное нашей гордой красавице очень не хотелось.

      – Д-д-диктором.

      Я видел, как колыхнулся животик Дёмина, но лицо нашего администратора оставалось бесстрастным. Только в глазах прыгали озорные чёртики.

      – Д-диктором? – с запинкой переспросила Настя и тут же спохватилась: – Извините! Это я не передразниваю вас … Это так … Само собой получилось.

      Судорожно вздохнула. Лицо было такое – будто вот-вот расплачется.

      – Я п-понимаю, что с д-дикцией у м-меня не очень, – самокритично признал Толик. – Но эт-то нич-чего.

      – Как? – вырвалось у Насти. – Как вы себе представляете работу диктора?

      Она уже запаниковала и начала делать глупости, попросту говоря – стала дерзить.

      – Я могу м-м-медленно г-говорить. И т-тогда у м-м-меня п-получается лучше. И еще т-т-тексты чтобы мне т-т-такие п-писали, где согласных пом-м-меньше.

      – Поменьше? – затосковала Полякова.

      – Н-н-ну! Чтобы я н-н-нараспев г-говорил. П-п-понимаете?

      На Настю нельзя было смотреть без слёз. До сегодняшнего дня у неё в активе были: хорошая должность, отличные отношения с руководством канала и приличная зарплата. С этой минуты всё круто менялось. Потому что непослушания ей не простят, а выпустить в эфир диктора-заику …

      Я взглядом показал Толику, что ему пора бы покинуть нас. Он всё понял и посмотрел на часы.

      – Ещё вст-третимся, – с дружелюбной улыбкой поведал он находившейся в прострации Насте. – Извините, я сп-пешу.

      Поднялся из-за стола, раскланялся и ушёл. Целую минуту Настя сидела неподвижно, а когда повернулась к нам, у нас – всех троих – были скорбно-сочувствующие физиономии.

      – Как это понимать? – осипшим голосом спросила Настя.

      – Совсем совесть потеряли, – согласился я с ней. – Конечно – семейственность, конечно – родственникам надо помогать, но такое … Я лично вижу в первый раз!

      Я развёл руками.

      – Только через мой труп! – дозрела до решительных