Действующее лицо и исполнители. Анатолий Агарков

вам женщины наши?

      – Все красавицы, как на подбор. Про каждую можно сказать – не тело, а божественная поэма.

      – Душой, стало быть, не интересуетесь? А женщина-то, она, как палка – о двух концах, – сказал загадочно капитан полиции.

      – Муть! – вдруг развязно бросил Серега. – К чему мне женская душа? Были бы ноги красивыми… да и все остальное…

      – Что вы сказали? – встрепенулся тут участковый, ему захотелось поспорить с приезжим.

      – Я сказал – о чем можно с женщиной говорить? Было бы тело прекрасным. Да они сами больше в зеркало смотрят, чем в книгу, забывая, что ум остается на всю жизнь, а молодость и с ней красота бывают только в пору цветения.

      – А душа?

      – На какой мне предмет она? Песни петь? Вы поете с женой по вечерам?

      – В компаниях – да.

      – Ну, «под шафе» и я – Демис Руссос.

      После продолжительного молчания участковый неодобрительно проворчал:

      – Таким, как вы, я бы не захотел и в столице жить.

      А ведь он прав – с тоской подумал Нарышкин. – Надо меняться. Не случайно мне поездка сюда выпала.

      Чувствуя победу в интеллектуальном споре с высокомерным москвичом, участковый великодушным тоном проговорил:

      – Забавное приключение.

      На молчание Сергея добавил:

      – Вы, интеллигенты столичные, когда с вас спесь слетает, становитесь скучными, как старики, и наивными, как первоклассники. Вот скажи мне, шибко начитанный, в каком возрасте стрелялся Максим Горький? Не знаешь. А моя жена знает. Вот тебе, дедушка, Юрьев день!

      Чувствуя разгром по всем фронтам, Серега робко предположил:

      – Кажется, в семнадцать лет…

      – Ой ли?

      Нарышкин не знал, что сказать. Сидел злой, расстроенный, но по-прежнему снимал то, что происходило на сцене.

      А участковый, хлопнув ладонью по поручню кресла, поднялся и направился в сторону выхода из зала, заложив руки за спину – злой, презирающий москвичей и, в то же время, торжествующий.

      Нарышкин сидел в неподвижной задумчивости.

      На сцене снова постанывали неумелые гитары, и парни пели ломающимися голосами. А когда ушли со сцены, Серега подумал – играли и пели они замечательно: сладко и тревожно.

      И дальше пошло-поехало – мир начал переворачиваться.

      В чем-то прав участковый – скучно живет блогер Нарышкин: ни жены, ни детей… Чуть ли не сутками сидит в инете. А рядом простые, хорошие люди, которых он люто ненавидит, когда они выдергивают его из виртуальных пространств. Им хочется посидеть с бутылочкой за столом, поболтать о том, о сем, хором спеть любимые песни…

      Нарышкин зазнался от популярности блога. Он стал личностью только лишь от количества посещений. Ему предлагают баснословные деньги рекламодатели. А все остальные-прочие для него – бездари и кретины.

      Участковый был прав, называя его стариком скучным и наивным первоклассником.

      Не так надо жить, блогер Нарышкин – сам себе в мыслях сказал Серега. – Не так.

      Потрясенный до глубины всем происходящим вокруг и своими открытиями,