Действующее лицо и исполнители. Анатолий Агарков

от меня навек

      Богиня тихих песнопений.

      В голосе сценического барона задушевность и печаль. Словно жалуется он родному, близкому человеку и ждет от него таких слов, которые сразу утешат тоску.

      – Что, закончился концерт? – с надеждой на обратное спросил Нарышкин.

      – Нет, – Илья кивнул на сцену, с которой уходила изящной стройности молоденькая певица.

      О ней, должно быть, стихи Пушкина вспомнились местному старожилу.

      Нарышкину весело. Он все снимает, и радость творчества мягко и трепетно заполняет грудь, стучит рядом с сердцем. Да так, что самому хочется петь. Или сделать что-нибудь выдающееся, интересное…

      Все могло бы быть по-другому, если бы не гроза, если бы не встретился на крыльце ДК Илья, если бы не пригласил он гостя на генеральную репетицию сельской художественной самодеятельности…

      Но все было так, как было. А Сереге кажется – так в жизни не бывает, только в кино, на экране.

      Время остановилось. Не стало ни секунд, ни минут, ни часов – большая, насыщенная программа. Всем хочется выступить, все готовились к этому дню…

      А Сергей их снимает.

      «О чем думает Илья? Что испытывает?» – размышлял Нарышкин, поглядывая на соседа.

      В сумеречный зал вошел мужчина в рубашке и брюках с двумя руководящими складками возле губ. Судя по виду и строгим глазам, он был местным начальником.

      Окинув взглядом пустой зал, приметил Серегу с мобилой и подошел.

      – Вы, гражданин, откуда будете?

      Нарышкин улыбнулся.

      – Я, гражданин, из санатория буду.

      – А чего вы тут снимаете? – строго спросил. – Кто-то вам разрешил?

      Нарышкин радостно закивал и ткнул пальцем в соседа.

      – Илья Иванович, это ваш друг? А то бознат, кто в клуб наш шляется, а у людей, между прочим, рабочий день.

      Серегин сосед пожал плечами – мол, какая разница: друг ли брат… просто хороший человек. Чудак! Уселся бы рядом да смотрел, что девчушки на сцене вытворяют. Куда торопится?

      – Алдакушев вы чего молчите? Вы разговаривайте, вы беседовайте…

      – Вот это дело я люблю! – неторопливо сказал Илья Иваныч и насмешливо посмотрел на подошедшего. – У меня, Алексеич, работа такая, культпросветовская – с людьми разговаривать. Садись, поговорим…

      И Нарышкину:

      – Мы тебе не мешаем?

      – Некогда мне растабаривать, – коротко бросил строгий мужчина и пошел дальше, глядя на сцену.

      – Местный участковый, – представил удалявшуюся спину Алдакушев. – У него дочка на сцене танцует.

      – Наверняка офицер, а ведет себя как ефрейтор, – буркнул Сергей, не отрываясь от своего занятия.

      На недоуменный взгляд барона цыган пояснил:

      – Глазами должен все понимать, а он языком – ля-ля, ля-ля… То да се… Покажите ваш пачпорт!

      Участковый сел в первом от сцены ряду.

      На сцене кружились девочки младших классов.

      – Которая его дочь?

      Илья хмыкнул:

      – Разве отсюда углядишь? Все они на одно лицо. Не