Домовой. Дмитрий Кириллов

      Глава четвёртая

      Такого шума да гама стены квартиры номер 43 ещё не слыхивали: чириканье, клёкот, воркование, хлопанье крыльев… Производили эти оглушительные звуки десяток воробьёв, пара галок и трое голубей, расположившиеся на холодильнике, подоконнике, раковине и на полу кухни. Птицы так шумели, что казалось, их втрое больше.

      А ведь это были только представители от трёх пернатых народов. Что бы было, если бы деликатный Афоня, дабы никого не обидеть, позвал ВСЕХ своих крылатых друзей! Домовой не менее часа стоял перед открытой форточкой, встречал каждого, здоровался, просил располагаться и чувствовать себя как дома. К слову сказать, все форточки, с тех пор как в квартире появился сатир, были распахнуты настежь почти постоянно. Козлоногий Сатирик пах, как совершеннейший и обыкновеннейший козёл. Открытые форточки помогали лишь отчасти. Пернатым гостям мало что грозило: у большинства птиц весьма слабое обоняние, а вот сам Афоня мучился жутко, чихал и тёр без конца свой внушительных размеров нос.

      Вернёмся же на шумную кухню. Слово взяла сова, и птицы сразу невольно притихли и чуть нахохлились. Надо заметить, что дневные птицы совершенно не выносят этих ночных охотников. Стоит где при свете дня обнаружиться сове, все птицы, от мала до велика, окружают её, кричат, а те, кто посмелее, кидаются на пернатую хищницу. И хоть наша сова была персонажем детской сказки, к тому же при очках, птицы, слыша и видя её, чувствовали себя неуютно.

      – Дорогие мои пернатые родичи! – начала сова настолько мягко и приветливо, насколько могла. – Нам очень, очень нужна ваша помощь! Вот у этого замечательного домового, которого вы все хорошо знаете, беда: его хозяин в больнице и Афоне очень надо его видеть. Но беда в том, что ни он сам, ни я, ни, разумеется, наш юный друг сатир… Да, кстати, познакомьтесь – сатир, он же Сатирик.

      Птицы с интересом посмотрели на козлоногого и козлорогого Сатирика, тихо сидящего в углу на табурете. Сатир единственный из их троицы, кто совершенно не понимал птичьего языка и потому чувствовал себя неловко.

      – Так вот, – продолжила миссис Стрикс, – никто из нас троих не знает города: мы с Сатириком прибыли издалека, а домовой наш, как и положено, большой домосед. Друзья, кто из вас знает больницу на улице Фрунзе?

      – Я знаю, разумеется… – важно проворковал упитанный сизый голубь с белыми отметинами на голове и крыльях. – Там совершенно замечательная помойка. Да и больные – милые люди, очень любят нас, голубей. Когда выходят на прогулку, угощают нас крошками…

      – Так, – прервал самозабвенное воркование Афанасий, – ты проводить нас можешь?

      – Мы можем, мы можем! – затрещали наперебой воробьи. – Пока этот толстяк соберётся…

      – Что за непочтительная мелюзга! – возмутился голубь. – И на улице вечно крошку из под носа стащить норовят… Я сам провожу. Впрочем, – смягчился сизарь, – воробьи тоже могут лететь. За компанию, так сказать.

      – Значится,