.

присутствующих. – Будем надеяться, что под вашим наблюдением ничто не помешает господину… господину…

      Профессор запнулся.

      – Господину Августу Берзиню, – торопливо подсказала незнакомка. – Вы же знаете…

      – Господину Августу Берзиню… – аккуратно повторил профессор и многозначительно ей кивнул. – Никакие силы не помешают ему скоро стать на ноги.

      Он склонился ко мне, оттянул мои нижние веки и посмотрел мне в глаза.

      – Молодость! – добавил он с добродушной снисходительностью. – Будь у него явления склероза, я бы не дал за его жизнь и пфеннига.

      С некоторой даже доброжелательностью он притронулся к моему плечу своими длинными осторожными пальцами.

      – Вы – я это читаю в ваших глазах – и не собирались умирать, – неожиданно произнес он по-английски и вдруг процитировал Шекспира:

      Cowards dies many times, before their death,

      The valiant never taste of death but once[1].

      Это была похвала, я не понял, почему он отнес ее ко мне, но в данную минуту меня гораздо больше интересовало, что происходит со мной и где я нахожусь.

      Затем профессор повернулся и журавлиной походкой, не сгибая ног в коленях, пошел прочь из палаты.

      Все, в том числе и моя незнакомка, гуськом потянулись за ним.

      Я опять остался один. Остался один и подумал: не брежу ли я? Почему меня, Андрея Семеновича Макарова, называют Августом Берзинем? Каким это образом я превратился в латыша? Почему меня лечат врачи, говорящие на немецком языке? Где я нахожусь? Почему за мной ухаживает женщина, которая пыталась меня убить?

      Все эти и еще десятки других вопросов возникали в моем сознании, но я не находил на них ответа.

      Я ломал себе голову, и наконец меня осенило: я похищен!

      Да, такое предположение было весьма вероятно…

      Офицер моего положения знает, конечно, очень много: сведения, которыми я обладал, не могут не интересовать генеральные штабы иностранных держав; чья-нибудь отчаянно смелая и безрассудная разведка могла пойти на подобную авантюру. Смелая потому, что похищение советского офицера в его собственной стране сопряжено с отчаянным риском, а безрассудная потому, что нельзя же мерить советских людей на свой, капиталистический аршин…

      И несмотря на всю невероятность такого случая, я почти утвердился в подобном предположении. Да, меня похитили, говорил я себе; эта женщина не намеревалась меня убить, она только хотела лишить меня возможности сопротивляться… И затем я сам себя спрашивал: где же я нахожусь? У немцев? Да, вероятнее всего, что у немцев. Но на что они рассчитывают? Никогда и ничего они от меня не узнают, в этом я не сомневался.

      Но почему в таком случае я Август Берзинь? Если им нужно было меня похитить, так именно потому, что я майор Макаров, – штабной советский офицер, а не неизвестный мне самому какой-то господин Берзинь! И почему мне нельзя говорить по-русски? Почему эта женщина ведет себя так, точно пытается меня от кого-то или от чего-то укрыть? Наконец, на что намекает этот долговязый немецкий профессор своими английскими фразами?

      Я

1

«Трусы умирают в своей жизни много раз, а храбрый человек умирает только однажды» (англ.).