Сто первый километр. Эдуард Хруцкий

до последнего патрона, а последний пустил себе в висок. Не получили бандиты комиссара милиции.

      – А зачем он в эту деревню поехал? – выкрикнул с места Сажин.

      – Бандитов ловить, – коротко ответил Данилов, – конечно, он мог отказаться, попасть, например, в госпиталь с аппендицитом.

      – На что вы намекаете? – взвизгнул Сажин.

      – А вы на меня, комиссар, не орите, – так же спокойно сказал Данилов, – не надо. Я человек пуганый. Теперь о том, что я вывез из спецкомандировки. Насчет вражеской идеологии не знаю и дело шить себе не позволю, а вот две пули вывез – это точно.

      – Ну а как понять, – Сажин хлопнул ладонью по столу, – ваши костюмчики, галстуки, посещение ресторанов?

      – А это как хотите, так и понимайте. Я лично не вижу ничего зазорного в том, что человек хорошо одевается и ходит в ресторан. Теперь о главном. Об утере мною бдительности. Да, позвонил мне Володя Муштаков. Мой товарищ по работе. Ему переночевать негде было. Я пригласил его к себе. Он освобожден, но получил «зону сотку». Да, я помог нашему товарищу и, если будет нужно, опять помогу.

      Данилов сел.

      – Какие будут суждения, товарищи? – лениво, врастяжку произнес Муравьев.

      – Я хочу сказать. – Никитин вскочил, оправил гимнастерку.

      – Прошу, майор Никитин.

      – Я так скажу. Данилов – настоящий чекист. Многим у него поучиться надо. Кстати, вы, товарищ Муравьев, у него и учились. Я товарищу Данилову верю. Видел, как он под бандитские пули шел, и думаю, многие наши оперативники меня поддержат. А что касается бывшего подполковника Муштакова, то теперь он свободный человек, и я сам бы ему помог, чтобы он на ноги встал.

      – Все у вас? – холодно спросил Муравьев.

      – Нет, товарищ комиссар, – насмешливо ответил Никитин, – есть кое-что, но я уже после вас выступлю.

      Муравьев говорил густо, начальственно. Он вспомнил заслуги Данилова, но припомнил ему массу ошибок.

      – Быть хорошим оперативником еще не значит, что можно стать политически грамотным руководителем. Я много лет работал с полковником Даниловым и видел, что не созрел он политически, морально не готов к решению тех задач, которые товарищ Сталин ставит перед нами, чекистами. Вот поэтому и прекратился служебный рост Данилова. А сейчас он не разобрался в Муштакове. Старая дружба для него выше, чем наши идеалы. И нам, большевикам-чекистам, самим решать, что делать с ним.

      Потом было всякое. Сажин предложил исключить его из партии. Зал провалил это предложение.

      Потом Никитин сцепился с Муравьевым и высказал ему все насчет его погон и орденов.

      А потом выступил незаметный человек, сидевший в последнем ряду президиума. Это был секретарь парткома УМГБ Москвы и области.

      – Не преступление совершил наш товарищ Данилов, а проступок. Вот давайте и будем решать, – закончил он.

      И они решили – строгий выговор с занесением, освободить от работы и направить в распоряжение управления кадров.

      Вот поэтому сидел Данилов в скверике у Тишинского рынка и вспоминал то самое