Россия, кровью умытая. Артём Весёлый

Двое полтавских из девятой роты полковой денежный ящик утащили; и как им, дьяволам, нечистая сила помогла, вовек не додуматься: весу тот ящик пудов десять, а то и все пятьдесят.

      Комитеты кругом, в комитетах споры-разговоры…

      В каждом полку комитет, в каждой роте комитет, в корпусе будто комитет был, да что там – каждый нижний чин и тот сам себе комитет, только бы глотка гремела. У меня, не в похвальбу будь сказано, смекалка не на палке – фронт научил, и два Георгия в грудь не задарма влеплены. Вторая рота в голос порешила:

      – Будь ты, Максим Кужель, товарищ неизменный, будь нашим депутатом и мозолистыми руками поддерживай наш солдатский интерес.

      То ли от страху, то ли от радости руки у меня дрожат – папироску сворачиваю, – однако виду не подаю и, закурив, отвечаю:

      – Служил царю, послужу и псарю… Малоученый я, но не робею и за солдата душу отдам.

      – Крой, Кужель.

      – В обиду не дадим.

      – Верой и правдой чтоб.

      Закрутил я ус кренделем – и в комитет.

      На привольном воздухе комитет, в офицерской палатке. Бывало, до этой палатки четырех шагов не дойдешь – стоп! Вытянешься – того гляди шкура лопнет: «Гав, гав, гав, разрешите войти!» Теперь, шалишь, кому захотелось, и лезь в комитет, как в дом родной. Заходит серый и с офицером за ручку: «Как спать изволили?», а то еще того чище: развалится серый, будто султан-паша, закурит табачок турецкий и под самый офицеров нос дым этак хладнокровно пускает, а он, его благородие, вроде и не чует.

      И смешно, и дивно…

      Вернусь в роту, расскажу-размажу, гогочут ребята, ровно жеребцы стоялые, и вздыхают свободно.

      Дальше – больше, о доме разговоры пошли.

      – Скоро ли?

      – Да как?

      – Пора бы…

      – Сиди тут, как проклятый.

      – Покинуты, заброшены…

      – Защитники, скотинка бессловесная.

      Солдатская секция и в комитете нет-нет да и подсунет словцо:

      – Как там?

      – Ждите, братцы. Газеты пишут, скоро-де немцам алаверды, тогда замиренье выйдет и мы, как всесветные герои, мирно разъедемся по домам Родины своей.

      – Три года, ваше благородие, газеты рай сулят, а толку черт ма.

      – Помни долг службы.

      – Больно долог долг-то, конца ему не видать.

      – Много ждали, немного надо подождать.

      Тут у нас разговор глубже зарывался.

      – Не довольно ли, ваше благородие, буржуазов потешать? Наше горе им в смех да в радость.

      – За богом молитва, за Родиной служба не пропадет.

      – Надоели нам эти песни. Воевать солдат больше не хочет. Довольно. Домой.

      Начальники – свое:

      – Расея наша мать.

      Мы:

      – Домой.

      Они знай долдонят:

      – Геройство, лавры, долг…

      А мы:

      – Домой.

      Они:

      – Честь русского оружия.

      Мы в упор:

      – Хрен с ней, и с честью-то, – говорим, – домой, домой и домой!

      – Присягу давали?

      – Эх,