Дорога уходит в даль… В рассветный час. Весна (сборник). Александра Бруштейн

Думаю, что в августе ее примут в гимназию…

      Так вот зачем приходил Павел Григорьевич и расспрашивал, что́ я умею! Какой хитрющий – я и не поняла ничего… Я очень радуюсь, что у меня будет такой учитель, с таким милым лицом, похожим на круглую луну! И столько он умеет такого, чего никто не умеет, и в стольких местах побывал, где никто не бывал!..

      Но после ухода Павла Григорьевича у нас разыгрывается настоящая трагедия.

      Все мы сели за стол, даже мама, накинув халат, сидит с нами. Из кухни с суповой миской в руках появляется Юзефа. Она ставит миску на обеденный стол с такой яростью, что по поверхности супа идут мелкие волны. Потом низко кланяется сперва папе, потом маме и мрачно говорит:

      – Прощайте! Ухожу от вас…

      – Почему? – спрашивают одновременно и папа и мама, не выражая, впрочем, никакого испуга или отчаяния, потому что Юзефа задает такие представления довольно часто.

      – Ухожу, и все! Не хочу арештантов видеть!

      И Юзефа начинает плакать, горестно качаясь из стороны в сторону. Я бросаюсь к ней:

      – Юзенька, дорогая! Не уходи!

      Обнимая меня и качаясь со мной, Юзефа причитает:

      – Ох ты, моя курочка, беленькая моя, шурпатенькая моя! Я тебя берегла, я тебя растила, я тебя годовала-пестовала… Нет, плоха Юзефа – привезли немкиню: «На́, немкиня, мордуй ребенка!» А теперь еще и арештанта позвали: «На́, арештант, учи ребенка!» А уж арештант, ён нау-у-учит! – завывает Юзефа.

      – Перестаньте, Юзефо! – стучит папа вилкой о стол. – Какой арештант? Что вы такое плетете?

      – Арештант! Арештант! – кричит Юзефа с азартом. – И не стукайте на меня вилкой! Мне соседская Ольга сказала: «Наняли твои господа учителя-арештанта! Его из студентов прогнали, ён против самого царя бунтовался! Три года у Сибири держали – у самом снегу жил, арештант! И в Бога не веруеть, вот какой…»

      Юзефа плачет, вытирая глаза одним концом своего платка, а нос – другим концом.

      А папа и мама смеются!

      Я совсем теряюсь: кому же верить?

      Юзефа перестает плакать так же неожиданно, как начала. Похватав со стола опустевшие тарелки и суповую миску, она уносит их на кухню. Затем возвращается и ставит на стол второе блюдо.

      – Давайте расчет, ухожу!

      – Глупости! – посмеивается папа. – Я вас знаю, никуда вы не уйдете…

      – А може, и не уйду… – неожиданно спокойно соглашается Юзефа. – Ребенок несчастный, хиба ж я ее брошу? Но-о-о-о только! – Юзефа грозно поднимает палец. – Як себе хо́чете, а икону у меня в кухне снять не дам!

      – Да кто ее снимать будет, вашу икону, Юзефа? – спрашивает мама.

      – Тот арештант снимет, учитель ваш новый! – И Юзефа шумно убегает на кухню.

      Конечно, вопросов у меня целая телега! Кто такой Павел Григорьевич, почему он все умеет, почему он жил там, где люди не живут, за что Юзефа называет его «арештант»? И еще, и еще, и еще…

      Но папа ложится спать – не у кого