Дорога уходит в даль… В рассветный час. Весна (сборник). Александра Бруштейн

черный котелок, прикрытый большой краюхой хлеба.

      – Ой! – восторженно кричит Юлька. – Хлеб!

      – А в котелке – борщ! – сияет Томашова. – Хороший, мясной! Кухарка Морачевских – дай Боже ей здоровья! – налила больше половины котелка. И еще положила в борщ – видишь, что?

      – Косточка… Мозговая! – Юлька даже порозовела от радости.

      – Кушай, кушай! – Томашова дает ей ложку.

      Но Юлька отрицательно качает головой:

      – Без тебя не буду!

      – Ну, и я поем…

      Мать и дочь черпают ложками борщ из котелка. Но я вижу – Томашова зачерпывает борщ реже, чем Юлька.

      Борщ съеден, Томашова подносит котелок к губам Юльки: – Выпей все, до последней капли!

      Юлька обгладывает косточку – глодать, впрочем, нечего, косточка голая, как ветка, с которой содрали кору. Потом она стучит косточкой по чистой бумажке, которую мать положила на ящик, – из косточки вываливается на бумажку небольшой комок мозга.

      – Пополам! – командует Юлька. – Тебе и мне.

      – Да я его и на дух не терплю, этот мозг! – уверяет Томашова.

      – Мамця!

      – Вот як Бога кохам, никогда я этот мозг не ем!

      – Мамця!

      – Еще когда я девчонкой была, всегда, бывало, младшему братишке мозговую кость отдавала! Кушай, кушай все…

      Юлька съедает с бумажки костный мозг. Потом, приложив к губам круглое отверстие в кости и щелкая языком, она старается высосать остаток мозга, засевший в глубине кости. Это ей удается, и она с восторгом съедает всё.

      – Цурэчка моя… – Томашова смотрит на Юльку затуманенными глазами. – Чего бы только не дала я… чего бы не сделала… Только бы выросла ты, перепелочка моя! Только бы стала ходить…

      Набравшись храбрости, я говорю:

      – Надо показать ее доктору… Доктор вылечит!

      – Ах, док-тор? – Томашова снова насмешлива и недружелюбна ко мне. – А где я возьму полтинник для доктора? А доктор лекарство пропишет – опять плати: аптекарю! Я за стирку двадцать копеек в день получаю. И не всякий день у меня работа есть…

      – Мой папа с вас денег не возьмет! – горячо уверяю я.

      – Не слыхала я, – ворчит Томашова, вымывая котелок и ложки, – не слыхала про таких докторов, чтобы даром лечили!

      Юлька, послюнив худенький палец, тщательно подбирает с ящика немногие оставшиеся хлебные крошки. Ворвавшийся было ненадолго в подвал запах еды – борща, хлеба – уже испарился без остатка.

      – Носила я Юльку к одному доктору, – рассказывает Томашова. – На курорт, сказал, везите, к морю. Давайте ей свежие яички, мясо и бульон… Нет уж! Я ее на днях к Острабрамской Божьей Матери понесу. Целый день с нею на коленях перед иконой стоять буду. Молиться буду, плакать буду!.. Ксендз Недзвецкий говорит: Божия Матерь сделает чудо – поправится Юлька!..

      – Буду ходить, мамця? Ногами?

      – Будешь ходить, цурэчка! Бегать будешь!..

      Тихонько простившись с Юлькой («Завтра прибегу – с картинками!») и вежливо