Поручик Ржевский и дама с солонкой. Иван Гамаюнов

продолжая натужно кашлять, не могла сделать ни глотка.

      – Может, по спине постучать?

      Девица едва заметно кивнула.

      Ржевский с силой хлопнул её по спине ладонью, отчего Тасенька согнулась ещё сильнее.

      – Да что же вы делаете, Александр Аполлонович! – воскликнула Софья, тоже вскочив. – Доктора сюда надо. Врача!

      – Врача! – заорал Ржевский на весь зал.

      – Даме плохо! – подхватил Тутышкин, вскочивший вслед за женой. – Врача!

      Однако Тасенька уже перестала кашлять, взяла со стола бокал с водой, недавно предложенный поручиком, и сделала несколько глотков.

      – Не надо врача, – наконец проговорила она, хоть и хрипловато. – Всё хорошо. Когда Александр Аполлонович меня по спине хлопнул, мне сразу стало лучше.

      – А что же с вами было? – спросил Тутышкин.

      – Может, это чахотка? – спросил Ржевский на всякий случай.

      – Нет у меня никакой чахотки, – уже обычным голосом ответила Тасенька. – Я корзиночкой с салатом подавилась. Откусила у неё ручку, хотела разжевать и случайно проглотила.

      Тем временем к ним подошёл пожилой лысоватый господин в тёмно-сером фраке. Поправив на носу пенсне, он деловито произнёс:

      – Я доктор. Кому плохо? Вам, барышня? – он посмотрел на Тасеньку. Кажется, она единственная из всех присутствующих продолжала сидеть, а остальные гости за столом вскочили, чтобы лучше видеть происходящее.

      – Нет, мне уже хорошо, – твёрдо произнесла Тасенька, сделав ещё один глоток из бокала и чуть кашлянув, чтобы прочистить горло.

      Господин в пенсне взял со стола ложечку, и велел:

      – Барышня, откройте рот пошире и скажите «а».

      – Зачем? – Тасенька нахмурилась.

      Доктор присел рядом – на стул, где недавно сидел Ржевский.

      – Посмотрю, не простужены ли вы. А то зима на дворе, а вы одеты совсем по-летнему. В моей практике такое часто случается, что приходится лечить барышень, которые простудились на балу. Все эти открытые плечи и тонкие шелка – это, конечно, хорошо для некоторых дел, но для здоровья не полезно, когда на дворе декабрь, а в зале – сквозняки.

      – Я не простужена, – уверенно произнесла Тасенька.

      – Вот и посмотрим. Скажите «а».

      Тасенька подчинилась, а врач придавил ей язык ложечкой и принялся смотреть:

      – Правее повернитесь. На свет.

      Эту процедуру прервал губернатор, который, протиснувшись через толпу, участливо спросил:

      – Тасенька, дитя моё, что случилось?

      Та попыталась ответить, но ей мешала ложка во рту, давившая на язык.

      – Господин доктор, прервитесь на минуту, дайте мне поговорить с племянницей, – недовольно произнёс губернатор, а Тасенька, освободившись от ложки, затараторила:

      – Дядюшка, всё хорошо. Я подавилась тарталеткой, а Александр Аполлонович, – она выразительно посмотрела на поручика, – мне очень помог. По спине хлопнул, и мне сразу стало лучше.

      Все повернулись в сторону Ржевского, и даже Тасенька,