Любовь-неволя. Евгений Петропавловский

и придавил его сапогом.

      Разводящий Ковальчук спрыгнул с борта крытого брезентом ЗИЛа, грохнув прикладом о доски кузова.

      – Стой, кто идёт? – по-уставному окликнул ты его.

      Но устав писан не для старослужащих, и Ковальчук ограничился лениво-пренебрежительным:

      – Свои, не видишь, что ли.

      А подойдя поближе, добавил:

      – Так, говоришь, службу понял, салабон?

      Ясное дело, сотрясение его голосовых связок было чисто риторическим и не подразумевало никакого ответа. Но это не предвещало ничего хорошего.

      – Куришь на посту, да? – сощурившись, поинтересовался Ковальчук.

      «Вот это уже поконкретнее. Неужели заметил?» – ты ненавидяще посмотрел на него; однако ответил ровным тоном:

      – Нет.

      – Курил-курил, я видел огонёк, – подал реплику из кузова рядовой Мухин, тоже «дед».

      – Нет, – упрямо повторил ты, глядя перед собой застывшим взглядом. – Показалось тебе, не курил я. Может, это – звёзды…

      – Ага, звёо-о-озды, – издевательски-тонким голоском протянул Мухин. – Ты ещё скажи: светлячки, гы-гы-гы!

      – Чего – звёзды? – не понял Ковальчук и задрал голову вверх (звездопад продолжался, хотя и заметно шёл на убыль).

      – Ну видишь: в небе же сверкает, – пояснил ты. – Вот, наверное, и почудилось Мухе.

      – А за Муху я тебе ща в лобешник закатаю, понял, чайник? – отозвался Мухин. – Ты что, забыл, с кем разговариваешь? Знай, сверчок, свой шесток! Или совсем нюх потерял? Так ты мне гляди, я тебе быстро напомню, как надо к дедушке обращаться!

      Но Ковальчук прервал его словоизлияния:

      – Ладно, после смены разберёшься.

      И хмуро бросил тебе:

      – Давай не задерживай, лезь в машину.

      Перебираясь через борт раздолбанного ЗИЛа, ты думал о том, что, если нохчи, не дай бог, снова спустятся с гор, тебе будет непросто удержаться от искушения в первом же бою всадить несколько пуль в спину Ковальчуку. А заодно и Мухе. Не ты первый; по слухам, подобное случалось не раз. И многим сходило с рук…

      Дедовщина – явление не новое, и тебе на гражданке, конечно же, приходилось слышать о ней. Однако то, с чем ты столкнулся в армии, превзошло все ожидания.

      Это была чёткая, давно установившаяся система угнетения сплочёнными «дедами» разобщённого и растерянного молодняка. Любые попытки отступить от неё карались беспощадно, с изощрённой жестокостью. То подобие дисциплины и порядка, которое ещё сохранялось в российской армии, держалось исключительно на кулаках старослужащих. Офицеров это устраивало, поскольку избавляло от лишней работы.

      Ты помнил о случае с ефрейтором Серовым. Тот недавно прибыл из «учебки»9 и, будучи парнем крепким, не пожелал подчиняться. Понадеялся на свои силы; а зря. Несколько раз «деды» толпой избивали его. Серов, оклемавшись, затем вылавливал их поодиночке – и производил расчёт аналогичным способом. Из нарядов ефрейтор не вылезал. Спать по ночам

9

«Учебка» – учебное подразделение.