Не в масть. Зарисовки из жизни людей и собак. Николай Лейкин

Порфирий Васильич… Дай хоть на дочь-то порадоваться без дрязг.

      – Извольте-с. А насчет Кати жаловаться буду вам. Все плачет.

      – Ах, Порфирий Васильич! Да ведь это все от тебя от самого.

      – Напротив-с. Я думаю, что от вас… Ежели бы вы не утягивали, не сквалыжничали…

      – Довольно, довольно. Садись… Сейчас поздравим вас честь честью…

      – Извольте-с… Сядем.

      Лавочный мальчик внес в гостиную откупоренную бутылку шипучки и стаканы. Сзади его горничная внесла фрукты в вазочке. Петр Михайлович стал наливать стаканы.

      – Ну-с… Поздравляем молодых, – сказал он.

      Общее чоканье и целование. Порфирий Васильевич чокнулся с тестем и сказал:

      – Ах да… Недостающую лампу сегодня утром получили. Теперь только…

      – Брось… Не возмущай. Потом…

      – Я только хотел сказать насчет табуретки к пьянино…

      – Поздравляю тебя… Дай Бог счастливо. Ну, поцелуемся…

      Зять и тесть поцеловались.

      – Ах да… Образоносца-то нашего мы и забыли! – спохватился Порфирий Васильевич. – Ведь мы привезли ему коробку конфет. Она у меня в кармане пальто.

      Он отправился в прихожую, вернулся оттуда с маленькой коробкой конфет и, подавая ее братишке жены, сказал тестю:

      – Вот мы помним и все наши обязанности точно исполняем. А дома я вчера после ухода гостей осмотрелся – табуретки у пьянино нет, а она в описи, нескольких гнутых буковых стульев тоже нет.

      – Да оставишь ли ты! – крикнул тесть.

      – Как оставить! Всякому, папашенька, своя слеза солона. А потом забудется… Между тем я человек небогатый…

      – Порфирий Васильич, грушку… Скушайте грушку… – приставала к зятю Анна Тимофеевна, чтоб перебить разговор.

      – Вы, разумеется, сегодня у нас обедать остаетесь? – спрашивал тесть зятя.

      – Да надо-с. Дома ничего не стряпано, а весь вчерашний ужин гости, как саранча, уничтожили. Только поздравительные пироги, что вот сегодня присылали, и остались. Я вот хотел вас, папашенька, спросить насчет сегодняшней кареты, в которой мы визиты делаем: вам за нее платить или мне?

      – С какой же стати мне-то? Свадьба кончилась, и все мои расходы кончились. Неужели мне уж и после свадьбы-то тебя содержать! – возмутился Петр Михайлович.

      – Конечно, ежели не хотите заплатить, то я требовать не имею права, но мне кажется, что тут можно маленькую комбинацию сделать. У меня не хватает нескольких гнутых буковых стульев… Ежели бы вы за карету сегодня отдали, то я вам стулья мог бы простить.

      – Ах, боже мой! Да что ты отравляешь меня этими расчетами! Дай мне хоть сегодня-то свободно подышать! – вырвалось у Петра Михайловича. – Стулья будут…

      – Ну, будут так будут. Карету в сторону. Только когда будете буковые гнутые стулья посылать, то не забудьте прислать и табуретку к пьянино.

      – Уймись. Покури ты хоть папироску.

      – Угостите, так покурю. Своих я, признаться, не захватил.

      Петр Михайлович раскрыл перед ним свой