Странствующая труппа. Николай Лейкин

Павлыч! Ты что прочтешь? – спрашивал Котомцев Днепровского.

      – Наизусть ничего никогда не читал, но ежели надо, из «Братьев Карамазовых» Достоевского по книге прочту.

      – Да уж надо из чего-нибудь вечер составлять. Даша качучу станцует. Коротенькая юбочка и трико у нас найдутся.

      – Нет, Анатолий, я не могу… – потупилась свояченица Котомцева.

      – Отчего не можешь? Танцевала ведь прежде.

      – Да, когда я девочкой была. А теперь нет, нет!

      – Глупая! Да ты теперь будешь больше иметь успеха, чем девочкой… На ура примут.

      – Нет, нет. Не просите.

      К ней подскочили сын головы и сын кабатчика Подседова.

      – Дарья Ивановна, станцуйте, – упрашивали они.

      – Ни за что на свете!

      – Я вам букет поднесу, – говорил Подседов.

      – Очень вам благодарна, но не могу я качучу танцевать, ежели у меня даже кастаньет нет.

      – Врешь, врешь. Кастаньеты у тебя в саквояже, – заметила ей сестра.

      – Ну и что же? Одна из них лопнувши.

      – А другая цела. И об одной станцуешь.

      – Как же это так об одной?

      – Ежели уж на то пошло, то лопнувшую кастаньету всегда склеить можно, – заметила сожительница Днепровского Гулина, отвела Дашу в сторону и строго сказала: – Как тебе не стыдно отказываться! Товарищество погибает, хватается за вечер в ратуше, как утопающий за соломинку, а ты упрямишься номер исполнить, и номер такой, который может быть заманкой.

      – Я не упрямлюсь, но я просто не могу. Ведь я года два уже не танцевала.

      – Врет, врет. Будет танцевать! – мигнула ей сестра и шепнула: – Нам на хлеб, нам пить-есть надо, а ты куражишься! Не имеешь права отказываться.

      Даша слезливо заморгала глазами и направилась за кулисы.

      – Желаете, я вам на скрипке сыграю? – предложил Котомцеву лесничий.

      – Батюшки! Об вашем номере-то и забыли! – хлопнул себя Котомцев по лбу. – Отец родной! Непременно сыграйте. Вы будете у нас украшением вечера.

      Котомцев заключил лесничего в объятия и расцеловал.

      – Ставь и меня на афишу. Я спою куплеты «Как яблочко румян», – предложил Котомцеву Безымянцев. – Жена прочтет «Грешницу». Она отлично читает это стихотворение.

      – Нет уж, «Грешницу» я буду читать, – подскочила к Безымянцеву Котомцева.

      – Отчего же вы непременно, ежели я заявляю про жену? Я первый заявил.

      – Вы первый заявили, а «Грешница» Толстого – мое репертуарное стихотворение.

      – Сонечка! – крикнул Безымянцев появившейся на сцене своей жене. – Мы ставим в среду литературномузыкальный вечер, я говорю, что ты будешь читать «Грешницу», и вдруг Татьяна Ивановна говорит…

      – Никому не позволю «Грешницу» читать! Это мое коронное стихотворение, – подхватила Безымянцева.

      – А вот посмотрим! – воскликнула Котомцева.

      – Что такое: посмотрим? И мы поглядим. Чем ты кичишься-то? С чего ты важность-то на себя напустила? И я такой же член товарищества, как и ты. На одинаковых